Памяти Лизы Х - [53]
Прекрасные купальщицы, их розовые сияющие тела, слегка прикрытые прозрачными покрывалами, стыдливые взоры. Лиза помнила их из музейных картин, — это все осталось в прошлом, в забытой жизни какой-то совсем другой девочки.
Лизу охватывала острая жалость врача к некрасивым, измученным женщинам. Пустые висящие груди, животы в складках, венозные ноги, кривые мозолистые пальцы. Эти тела созданы искушения поэтов? Нарисованы тысячи раз для желания и восхищения? Неуверенно ступали по скользкому полу худые девочки, прижимающие к себе мочалки. Изредка встречались молодые, крепкие женщины, контрасты белого тела и загорелого лица. Такие нарисованы на плакатах: у них толстые мускулистые ноги, белозубая улыбка, мужские повадки. Они резвятся на солнце, толкают вагонетки. Они должны быть сытые уже сейчас. Здоровые рабочие лошади.
Лизу мутило от запаха горячей простокваши, которой узбечки мыли волосы, от коричневого грубого мыла. Потом в раздевальне отпускало: заваривали мятный чай кипятком из титана. Отдыхали. Потом шли домой, обвязав голову платками.
После сорок девятого года долго жили тихо. В сорок девятом забирали в основном сильных мужчин, не для расстрелов, для каторги. Но в начале пятидесятых газеты опять захлебывались про врагов. На этот раз евреи, врачи. Пока только врачи и только евреи.
— Давно нас отдельно не шмонали, — говорила Фира, — неужто в лагерях тоже болеют? И врачей тоже не хватает? Какая неожиданность!
Лизу вызвали в отдел кадров.
— У вас в отделении есть евреи врачи.
— У меня нет ни одной неуспешной операции. Поищите вредителей в другом месте. И вообще, мне некогда тут с вами разговаривать.
Лиза пошла к двери.
— Елизавета Темуровна, вы не понимаете опасности.
— Понимаю. Опасно, когда вы лезете не в свое дело.
— Это наше общее дело, здоровье трудящихся. И вместо вас найдем на зав отделением.
Лиза вернулась, оперлась руками о стол и заорала.
— Найдите. У меня три еврея и кореец, есть один с неясной фамилией, и есть русский, но он пока ординатор второго года. Его назначите? Корейца ведь тоже нельзя? И у меня фамилия такая, что за бухарскую еврейку сойду. Или проверяли моих до седьмого колена? Ну?
— Соплячка! Я тебе в матери гожусь!
— У меня, соплячки, медали за войну, я майор медицинской службы, а вы тут кто?
— Я на фронте была, я лейтенант, в смерше на передовой четыре года! У меня тоже медали, у меня ранения! Я инвалид третьей группы.
— Ну вот и договорились. Я майор, а вы лейтенант. Мы две уважаемые патриотки отечества. Обе на доске почета. В едином строю. У меня в отделении все патриоты и ни одного вредителя. Не забудьте, что мое отделение одно на город и три области.
— Ладно, строптивая вы. Но тоже, не зарывайтесь тут. Это я добрая, а люди всякие бывают.
— Бывают, благодарна. Кстати, у меня народу не хватает. Имейте в виду.
— Сами понимаете, какое время, партия заботится, чтобы…
— Понимаю, спасибо партии.
Лиза закрыла за собой дверь. Опять у них такое время, чтобы заботиться. Выматерилась тихо. Но забеспокоилась.
Решила евреев послать в область на пару недель, еще одного с непонятной фамилией на учебу. Без корейца не обойдусь сейчас, надолго ли это все?
Когда нервничала, она успокаивала себя одним и тем же стихотворением, которое мать читала ей на ночь по-русски, а няня по-немецки. Давно, в той жизни.
Вот и сейчас в трамвае, она повторяла: отдохнешь и ты. Сколько раз уже утешалась она этими словами, как молитвой. Сколько еще будет?
На следующий день пошла к Фире.
— Фира, пожалуйста, не оставайся дома. Поживи у нас.
— У нас тут никогда не было погромов.
— Какие погромы? Арестуют тебя.
— Кто меня арестует? Ну уволят из начальства. Вместо меня главврачом Петрова назначат, или Мухамедова. У нас пять фтизиатров на область. Куда без меня?
— Фира, ты сама знаешь, как без нас. Проходили до войны, и опять проходим. Алишер просит. Ну просто чтоб мы не беспокоились!
— Уговорила. Пойдем собираться. Я отберу еду и книжки, ты тряпки.
Лиза открыла шкаф, слева была Фирина одежда, справа оказалась старые вещи Ильи, сложены в порядке, как будто завтра вернется глаженые рубашки надевать. Пиджак пах табаком. Как долго нет Ильи, почти десять лет, а запах не выветрился.
Не расплакалась. Сердце оглохло, постарело, уже не дрожит. Она изредка вспоминала их свидания, представляла, как было бы сейчас, если бы Илья был жив. Расстались? Женились? Как жили бы вместе? Подтыкали друг другу одеяло холодной зимой, обливались во дворе из колонки летом, и ходили в горы. Обещаные горы, вот он идет впереди с рюкзаком, она сзади, он обрачивается, берет ее за руку, помогает подняться на вершину. Оттуда открывается бесконечная залитая солнцем долина, теплый ветер в лицо, они целуются, банально, ожидаемо, как бывает в конце фильмов про счастливую любовь.
Сначала смерть отобрала Илью у нее, а потом жизнь отобрала память о нем. Усталостью, тревогой, работой, навязчивыми мыслями прилечь, поесть, согреться зимой, пережить летнюю жару. Штопаньем чулок, бессонными дежурствами, ужасом новостей, страхом, страхом, запрятанным далеко внутрь. Страхом жутких снов, ежедневной смерти вокруг, голода. Не до тебя было, любовь моя, прости меня, прости.
Три подружки, Берта, Лилька и Лариска, живут в послевоенном Ташкенте. Носятся по двору, хулиганят, надоедают соседям, получают нагоняи от бабушек и родителей, а если и ходят окультуриваться в театр или еще какую филармонию, — то обязательно из-под палки. В общем, растут, как трава, среди бронзовых Лениных и Сталиных. Постигают первые житейские мудрости и познают мир. Тот единственный мир, который их окружает. Они подозревают, что где-то там, далеко, есть и другой мир, непременно лучше, непременно блистающий.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.