Памяти Лизы Х - [45]
Изменилась. Все изменились. И Лиза тоже. Одиннадцать лет прошло, война уже закончилась, и начиналась новая волна пополнения лагерей. 1949 год. Отдохнули, за четыре послевоенных года набрались сил, да? Давайте теперь на лесоповал, на смену тем, кого раньше взяли и на войне не убили.
— Ее поместим в твою комнату, а тебе организуем спать в нашей спальне, я перейду кабинет, и всем удобно будет, — обрадовался Ходжаев, — надо заселять дом, а то сидим с тобой, как старые вороны. После смерти Эльвиры к ним приходила помогать старая узбечка, у Лизы совсем не оставалось времени на готовку. А тут мать поможет.
Лиза смутилась. Мать давно превратилась в редкое воспоминание, даже не жизни, а какого-нидь трофейного фильма, где музыка, вальс, цветы, кружевные зонтики. Теперь она будет для нее новым пациентом, нуждающимся в лечении и заботе. Лиза рассматривала ее фотографию, пытаясь вспомнить голос, смех, касания. Вспомнила ее за роялем на вечеринках, ее немецкие песни, ее платья в шкафу, руку в гладкой шелковой перчатке, за которую Лиза держалась в городской толпе. Ее папироски, окурки со следами красной помады в пепельнице. Ссоры с отцом, крики, приглушенные тяжелой дверью. Наверно, мать рассказывала ей сказки на ночь, целовала в лобик, утешала, прижимала к себе. Наверняка. Но это не всплыло в лизиной памяти, провалилось куда-то в бездонный черный ров. Да, вальсы и кружевные зонтики. И хорошо. Лиза подошла к буфету, налила в рюмки гранатовой настойки, они выпили с Ходжаевым за новую жизнь: чтоб все получилось гладко.
Через неделю Лиза пошла на вокзал встретить мать. За десять лет она была здесь много раз и только во время войны. Провожала Илью на фронт, встречала санитарные поезда. Все в спешке, в суматохе.
А тут одна. Стояла на первом перроне у входа в вокзал, как договорились. К дверям стекалась толпа с разных сторон, нахмуренная, мятая, усталая. Просачивались внутрь, хлопали дверьми, и на перроне становилось пусто и тихо, ходил милиционер, скрипел сапогами. Никто не знал, когда придет поезд, вроде Чимкент проехал уже, то есть через час, полтора должен прибыть, опаздывал.
— На какую платформу подадут?
— Нельзя знать заранее, гражданочка. Как начальник прикажет.
Было холодно, ветрено, начиналась легкая метель. Через пути пошли люди, она вглядывалась в женщин, стараясь угадать. Они были какие-то одинаковые, в темных ватниках, в платках, котомки, узлы, чемоданы. Милиционер прикрикнул: на дверя не напирать, стройси по-одному.
— Смотрите, гражданочка, вот может ваша мамаша тут, — обратился он к Лизе.
Лиза нервничала. Невольно отмечала: вот у этой мешки под глазами, почки проверить, у другой хромота, вот у той пальцы ампутированы. Отморожены, наверно, мизинец до основания.
Рука дернулась, двумя оставшимися пальцами схватила Лизу за рукав.
— Вам плохо?
Лиза привычным быстрым подхватила ее подмышки, оттащила от напирающих на дверь, прислонила к стене.
— Лиза, это я.
Эта шамкающая пахнущая грязным ватником седая старуха — мать той самой московской девочки Лизы, а теперь и Лизы Ходжаевой, взрослой, опытной докторши, завхирургическим отделением.
Мать засуетилась, спрятала безобразную руку в карман. Лиза молча прижимала ее к себе, маленькую, кривую, всхлипывающую.
— Мама, все это скверное кончилось, ты со мной. Не бойся ничего. Пойдем.
— Сейчас, сейчас, у меня есть для тебя маленький подарочек. Достала из котомки детскую железную ложку, на ручке был рельеф — медведь среди бочек с медом.
— Медвежья голова, — вдруг засмеялась мать. Немецкая, солдаты привезли, я им перешивала, вот заплатили мне. Ты смотри, я только временно у вас, а потом сама устроюсь. Профессору не надо лишних беспокойств.
— Мама, мы все будем жить вместе. Профессор Ходжаев лично так постановил, официально, — Лиза улыбнулась, — как ты смешно говоришь — профессор, Алишер ака!
Ехали домой в такси, мать молчала, Лиза старалась ее развлечь: вот университет, вот куранты, парк…
— Ты с соседями как общаешься? Здороваться надо?
— Надо. Разговаривать нет. Тебя ни о чем не спросят. Ответам не верят. Заранее мнение имеют, не обращай внимания.
Во дворе соседка стирала у колонки, поздоровались, проводила взглядом.
На терраске Лиза попросила мать раздеться, дала ей халат, ее вещи собрала в мешок. Поставила греть воду на керосинках. Мать мылась в Лизиной комнате, ее не пустила: не смотри на меня.
— Я врач, мама, надо тебя осмотреть сердце послушать, легкие. После всего этого.
— Потом, потом, пахнет от меня. Там не чувствовалось, а тут в жизни нельзя.
Там в мешке у меня есть табак, и вещи кой-какие, продать можно.
Лиза доставала ее пожитки, коробка с табаком, холщовые грубые трусы, явно мужские, в чулках в узелке немного монет. Трофейные немецкие вещи: медные стопки, гравированная тарелка: зайцы на лугу, вдали деревья и замок на горе, вилки, явно серебряные. Пара книг «Зимняя сказка» Гейне на немецком, и на русском, путешествия француза по России при царях. Лиза листала книжку. Вошла мать.
— Ты, Лиза, почитай, остроумная книга, маркиз де Кюстин автор, приехал бы сейчас, мать его, вшей кормить.
Мать размачивала хлеб в чашке, видно было, что ей тяжело жевать остатками зубов. Собирала крошки, смахивала в рот. Лиза пыталась высмотреть в ней прежнее: манеры, движения, слова.
Три подружки, Берта, Лилька и Лариска, живут в послевоенном Ташкенте. Носятся по двору, хулиганят, надоедают соседям, получают нагоняи от бабушек и родителей, а если и ходят окультуриваться в театр или еще какую филармонию, — то обязательно из-под палки. В общем, растут, как трава, среди бронзовых Лениных и Сталиных. Постигают первые житейские мудрости и познают мир. Тот единственный мир, который их окружает. Они подозревают, что где-то там, далеко, есть и другой мир, непременно лучше, непременно блистающий.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.