Память земли - [91]

Шрифт
Интервал

— Отлично, что вы здесь, — сказал он. — Я уже говорил товарищу Орлову, что собрание надо провести по высшему классу.

Он сообщил, что в соседних, тоже затопляемых, районах станицы Нагавская, Верхние и Нижние Чиры и хутор Коркин пятый раз «забаллотировывают» выделенные им участки, и область будет делать «серьезные выводы по руководителям районов». Не повторить бы их ошибки. Щепетковцы должны сейчас твердо выбрать пустошь.

— Не так это просто, — заметил Орлов. — Правление-то у них завалилось, ни к чему не пришло. Даже решение не подготовило.

— Значит, — поправляя каракулевую свою кепку, сказал заместитель начальника по проектированию, — пусть щепетковцы утверждают любое место.

— Нет уж, — запротестовал Голиков, — любое нельзя. Как же допустить, чтоб они покинули такую благодать, как Кореновка, и не имели перспектив! Надо нажать на все и вся и выбрать именно орошаемую землю.

Орлов звучно засмеялся:

— Делаешь, успехи, Сергей Петрович. Решать-то как-никак должны члены колхоза, а не ты. А ты можешь или соблюдать демократию, или пытаться ее нарушить.

Он стряхнул с рукавов снег, кивнул на клуб:

— Народ вон уже повалил. Пошли!

В коридоре у входа в зал меловыми буквами на красной материи было написано: «Добро пожаловать», а в зале над сценой — привычное «Слава великому Сталину!» и «Да здравствует Волго-Дон!». Президиум, по предложенному из рядов, но тщательнейше подготовленному списку, избрали такой обширный, что казалось, все люди переместятся из зала на сцену. Первыми назвали Орлова и Голикова. В дружной стрельбе хлопков, встав всем залом, избрали почетный президиум — всех членов Политбюро.

После информации Настасьи Семеновны о поездке на пустошь начались прения. Все развивалось, как хорошо продуманное закаленными генералами, расписанное по пунктам сражение. Руководящие работники, занявшие первый ряд президиума, были людьми опытными. Они все время помнили о провалившемся позавчерашнем правлении и были начеку. Довольные, первой удачной операцией — толковым сообщением Щепетковой, они старались дать высказаться массам, придерживали собственные выступления на случай плохого поворота. Активнее всех выступали кадры Конкина, Черненковой, Милки Руженковой. Они до небес превозносили значение искусственных поливов, расхваливали перспективы пустоши, но чем сплоченней действовал актив, тем больше замыкались, видимо берегли до поры силу, сторонники хутора Подгорнова.

Сидели уже два часа. Было душно. Все больше спирался запах мокрой согретой одежды, нанесенного на валенках и сапогах растаявшего степлившегося снега, густого дыхания людей. Голиков не мог уловить, в каком именно месте покачнулась и пошла под уклон идея нового участка. А она пошла… Желая сразу же выправить, Голиков взял слово, стал говорить о революционности степных орошений, о поливных и других машинах, которые не пройдут по изрытым природой подгорновским кряжам, а зато, как по выструганному столу, двинутся по равнинам пустоши, обеспечат урожай щепетковцам — замечательным мастерам земли. Когда он сел, одни хлопали, другие — он видел — насмешливо шушукались. Голиков не знал ни тех, ни других… А их было много, таких, как Сережка Абалченко и Милка Руженкова, готовых в огонь за новое; таких, как Фрянчиха, готовых тоже в огонь за старину; и людей, вроде Маруси Зеленской, не понимающих, кто прав, кто нет. Даже руководители, стремившиеся к одной цели, исходили из разных мотивов. Щепеткова, которая вела собрание и боролась за пустошь, ненавидела ее. Пустошь с первого взгляда не приросла к сердцу Щепетковой, хотя хозяйским умом Настасья понимала преимущества приморского участка. Дарья Черненкова тоже боролась за пустошь, но делала это потому, что имелась рекомендация обкома — заселять орошаемые территории. Для Конкина с Голубовым пустошь была живой дорогой в завтра, по которой они уже вели людей на своих курсах. Для Орлова и заместителя начальника экспедиции по проектированию населенных пунктов пустошь означала выполнение служебного долга.

Что же касалось сторонников Подгорнова, которых все вместе здесь уговаривали, то они попросту боялись новшеств. «Кто их видел, те поливы на пустошах? Тут либо в стремя ногой, либо в пень головой!..»

Герасим Живов и Щепетков Андриан возглавляли «подгорновцев». Хоть Андриан работал на карьере, но по положению оставался членом колхоза, членом правления и теперь, дождавшись своего часа, яростно клевал Настасью Семеновну, требовал переезда в Подгорнов. Потные лица людей делались все напряженней, глаза — злее… В прежние времена щепетковцы решали вопросы, которые по самой сути были решены заранее. Бывает ли два мнения, если на повестке повышение трудовой дисциплины или расширение посевных площадей? Не очень уж сложно решить и другое — удовлетворительной или хорошей признать работу правления. Сегодня же ничто не было просто или предрешено — все зависело от самих хуторян, касалось их жизни. Все требовательней раздавались голоса за Подгорнов. План операции, так разумно подготовленный, рушился, и президиум двигал уже всю «обойму». Только что выступил Орлов, теперь взял слово Валентин Голубов, но, как говорится, пережал, слишком горячился; а когда на трибуну вышла Дарья Тимофеевна Черненкова и трахнула кулаком по доске, Сергей увидел, что дело совсем скверно.


Еще от автора Владимир Дмитриевич Фоменко
Человек в степи

Художественная сила книги рассказов «Человек в степи» известного советского писателя Владимира Фоменко, ее современность заключаются в том, что созданные в ней образы и поставленные проблемы не отошли в прошлое, а волнуют и сегодня, хотя речь в рассказах идет о людях и событиях первого трудного послевоенного года.Образы тружеников, новаторов сельского хозяйства — людей долга, беспокойных, ищущих, влюбленных в порученное им дело, пленяют читателя яркостью и самобытностью характеров.Колхозники, о которых пишет В.


Рекомендуем почитать
Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.