Память сердца - [30]
Из снежной пелены показалась лошадь под дугой, возчик идет рядом. Дровни нагружены швырками дров. Я, как заведено в сельских местностях, поздоровался:
– Бог в помощь!
Он ответил как-то по-особому, видимо, не ожидал встречи:
– Спаси Бог и тебя, мил человек. Откуда и что так припозднился?..
Спросил, чей я. Оказалось, он моего отца хорошо знает:
– Слышал, слышал: Юсупыч с семьею приехал. Зайду обязательно. Вы ведь у шорника Зур Ати остановились? (Буквальный перевод – большой отец.) Мы ведь с ним лет двадцать не видались. Зайду обязательно. Так!.. А ты-то что так поздно?
– С мельницы…
Я рассказал ему про волка. Он немного успокоил меня:
– Волк, ежли он один, на человека не нападает. Тем боле, ежли в руках палка. Вот спотыкнешься – может броситься! Но ты не бойсь, он больше не появится. Для него два человеческих голоса – уже сверкай ноги! То бишь – лапы! Я немного постою, пожду, пока ты дальше уйдешь. Буду громко петь. И ты иди и тоже громко разговаривай. Да хоть считай, только шумнее! Тут метров триста подниматься, а там уж и огоньки Никольские видать. Не бойсь, все будет как надо. Не надо бояться, разум терять. Усек?.. Ну, давай! Прощевай, путник молодой. А звать-то тебя как?
– Володькой!
– Ну, будь здоров, Владимир! Отцу привет большой от шапошника сосновского, брата гармониста слепого. Он должен помнить! Друзьями были…
Я скорым шагом пошел по дороге, и громко, во всю глотку, считал: …сто двадцать один, сто двадцать два… Долго слышал, как шапочник пел:
Хаз Булат удалой, бедна сакля твоя…
Дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою…
Когда я увидел сквозь снежную мглу слабые огоньки, повернул правее на наст… и рванул прямиком к нашей избе! Шел нормально, успокоившись. Но вдруг правая нога провалилась выше колена! Не могу вытащить!.. Наконец было вытащил – провалилась левая! Тут уж я трухнул: не дай бог волк видит! Трепеща, оглянулся – никого. Удивился, поймав себя на том, что повторяю песню про «Хаз Булата»…
Вокруг ни души. Слава богу! До избы – метров тридцать. Можно и крикнуть в случае чего.
Вошел в избу, обрадовал всех.
– Зачем нужно было на ночь глядя идти! – озабоченно запричитала мать. – Нам соседка хлеба принесла, она сегодня пекла, вернула долг…
Озорницы
Как-то зимой послал нас сельсовет на лесозаготовки в район Ломово по разнарядке райсовета на месяц. Меня, Касима и с нами сельского парня Акрама. Он поехал охотно: там обещали по окончании работ ситцем отоварить, сахаром и еще чем-то. Меня назначили старшим.
Выдали нам всем троим тулупы длинные, посадили в сани и повезли, как декабристов. Провожали всем селом. И с плачем. С нами откомандировали еще трех девчат – местных. Они не плакали, надеясь получить и ситец, и все, что еще дадут. Плакали их подружки, то ли от зависти, то ли еще отчего. Плакали матери. Продуктов с собой велели взять на три дня, там-де будут кормить. Обещали!
На станции Пачелма зарегистрировались в райисполкоме и, получив на руки направление, поехали за сорок километров в какое-то село в Ломовском районе. Названия не помню уже, недалеко от леса.
Прибыли затемно. В селе, расположенном в низине и окруженном вырубленным лесом, уже горели огоньки. Разыскали контору лесного хозяйства. А возчики, торопясь восвояси (им предстояло ехать более сорока километров до района и двадцать восемь до Никольского), тут же повернули коней и, забрав наши тулупы, уехали обратно. Конечно, задерживать их мы не стали; но через час об этом очень пожалели.
В конторе нас вписали в журнал прибытия и посоветовали пройтись по селу, подыскать себе пристанище на месяц. Мы, недолго думая, зашли в одну избу – занято, в другую, третью… Занято!..
В четвертой старушка древняя, увидав нас, обрадовалась:
– Ка-а-неш-на, канешна, поместимся у меня. И картошка есть, и молоко. Приходите! А лошадей во дворе под крышу ставьте.
– А у нас нет лошадей.
Мы думали, обрадуем старушку: хлопот меньше. Да не тут-то было.
– Э-э, нет, хлопцы! Так не пойдет, мне с лошадками надо! У меня дров нет, а на лошадках хоть по два чурбачка, а привезли бы! Вы на месяц, и дров хватило бы на месяц. Нету у меня для вас места, сыночки. Всё!..
Выпроводила нас и с какими-то невразумительными словами вслед захлопнула с шумом за нами дверь.
Мы вышли, мало сказать, дураками! Растерялись навовсе. Обалдели. Ночевать-то негде! На улице темень… Как нам быть? Что делать? Лошадей нет, – а раз так, то никто нас и не пустит! Куда деваться?.. Вдруг слышим где-то недалеко веселые голоса девичьи. Частушки поют, черти:
Семеновна сидит на лесенке,
Делать нечего, поет песенки…
С горки с песнями под гармонику спускаются на трех санях девчата! Остановились возле нас и почти хором:
– Мужики, а где здесь контора лесного хозяйства?
Я спрашиваю:
– Это вам зачем? В военное время за такие вопросы!..
– Мы по разнарядке: приехали вам помогать с лесом управиться! Вы, видать, не осилили! Нас и прислали!..
– Ну, это другое дело! А лошади ваши остаются до утра или?..
Девчата опять дружным хором:
– Навовсе. До конца! А что?..
– Трудно здесь, негде с лошадьми устроиться. Мы все село обошли, вот только у одной бабуси есть возможность, а остальные требуют деньги. И бо-оль-шие!
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.