Память о мечте - [13]

Горшечник, кожевенник и винодел.

И смертная женщина Бога рожала

В страданьях, в неведенье и торжестве.

И даже сомнению не подлежало,

Что Бог и ремесленник – в кровном родстве.

И ныне, и присно с пером или плугом

В счастливой усталости избранных дел,

Мы все одинаково служим друг другу,

И каждому свой достается удел.

Археология

Как режиссер, распределяет роли

Эпоха.

И когда-то Эхнатон

Настолько был правителем крамольным,

Насколько это может фараон.

Богоотступник и богоискатель,

Провидел он забвенье и позор

И повелел тогда, чтобы ваятель

Жену увековечил.

До сих пор

Царица Нефертити правит миром,

И, покоряясь диковинной судьбе,

Она дешевым стала сувениром,

Брелоком, медальоном, пресс-папье.

Чужого счастья крохотный осколок,

Чужой беды глазурный черепок —

Из праха извлекает археолог,

Как в скважину замочную, глядит.

Деяния описывая скупо,

Хранит всегда невозмутимый вид,

Но иногда мне кажется, что в лупу,

Как в скважину замочную, глядит.

Находкой уникальной увлеченный,

Толпе зевак и праздному суду

Раскапывает молодой ученый

За давностью забытую беду.

Постойте! Истины не говорите —

Она бывает бесполезно зла…

Но трудно скрыть:

У нашей Нефертити

Безвестная соперница была.

Любовь иль только прихоть Эхнатона?

Счастливица она или изгой?

Не фараон —

Супруга фараона

Решала участь женщины другой.

Запретна память,

Имя на гробнице

Соскоблено усердием раба.

Судья всевышний! Разве у истицы

Наладилась от этого судьба?!

В невинности научного журнала

Трагедия нашла последний акт.

Неразбериха древнего скандала

Преобразилась в беспристрастный факт.

И вглядываюсь я в изображенья,

Прислушиваюсь к голосу молвы

И нахожу приметы пораженья

В надменности бессмертной головы.

Атлантида

Говорят, что нашли Атлантиду —

Смертной вечности ветхий лоскут.

Как быка после пышной корриды,

По арене ее волокут.

Смыта кровь океаном и лавой,

Бандерильи ничтожно легки,

И тореро, увенчанный славой,

Протирает счастливо очки.

Завершают работу потомки,

Из гипотез открытия ткут,

И научных сокровищ потоки

Под музейные стекла текут.

Но пройдут катаклизмы оваций

И газетных статей суета.

Кратковременны сроки сенсаций —

В скучный факт превратится мечта.

Все легенды подвергнут очистке,

Отделив достоверности грамм,

И чудес инвентарные списки

Станут пунктом учебных программ.

Обратная связь в обратном сонете

За горизонтом, за чертой, за краем

Мы пристани привычные теряем,

Но обретаем новые моря.

Мы только в детстве в моряков играем,

Потом, забыв о море, умираем,

Бросая в бухты быта якоря.

И откровенья древнего царя

Сегодняшней наукой поверяем…

Молчи, Екклесиаст! Все это зря —

Ведь мы иную участь выбираем.

Успокоенье – участь бунтаря,

Прельстившегося обретенным раем.

Ведь все мы начинаем с букваря

И непременно Библией кончаем.

Маски

Четыре маски греческих трагедий

Сегодня четвертованы. И вот

Одна из них другую не найдет.

Вторая позабыла облик третьей.

Среди церквей, костелов и мечетей

Благочестиво мечется народ,

И простота язычества не в счет

В тупой замысловатости столетий.

Но думаю, что знал уже Софокл,

Как человек коварен и жесток,

Как он идет, в хитоне камень пряча.

Не дрогнула тогда его рука.

И он настиг меня через века:

Трех масок нет…

Осталась маска плача.

Шарлатаны в граните

В какую ночь обычную зачат

Младенец, ставший необыкновенным?

Причуда хромосом, а не стандарт,

Ошибка гения в балансе генном.

Но почему-то люди говорят,

Что мало совершенства в совершенном.

Поэт, безумец или телепат —

Все шарлатаны в этом мире тленном.

И лишь потом, в посмертной суете,

Его оценят и поймут все те,

Которым он казался костью в горле.

Ну, что ж! Пусть он взойдет на пьедестал,

Чтоб мне его спросить: «Ты не устал?»

Чтоб руки снег со щек гранитных стерли.

«Всегда мне странно сочетанье…»

Всегда мне странно сочетанье

Ракет и древних птичьих стай.

В бессмертье скачут изваянья,

И едет в прошлое трамвай.

Он так обидно обезличен.

Как экспонат придя в музей,

Не завоюет он табличку:

«В НЕМ ЕЗДИЛ НЕКТО».

Жизнью всей

Для всех трамвай был предназначен,

Дугой привязан к проводам,

Неповоротлив и невзрачен

И ненадолго нужен нам.

И я совсем не понимаю,

Как, просто оторвав билет,

Трясутся в медленном трамвае

Изобретатели ракет.

Идут на переплавку рельсы…

И вот полупустой вагон

В последнем недалеком рейсе

Гремит на стыке двух времен.

Март на Цветном бульваре

Цветной бульвар… Такой недлинный,

А все же нет ему конца.

Два долгих шага от Неглинной

И до Садового кольца.

Цветной неон кинотеатра

И снега белая печаль

Как будто в середине марта

Еще бесчинствует февраль.

Вокруг толпа людей похожих,

Как будто чьи-нибудь персты

Лепили мартовских прохожих

Из однозначной пустоты,

Как будто с помощью копирки

Размножен был незрячий взгляд…

Послушно повторяет в цирке

Мое смятенье акробат.

Под видом солнечной мимозы

На запорошенных лотках

Втридорога́ сбывают слезы

Торговки в вязаных платках.

Дыханье стало снежной пылью,

Отторгнутое от меня…

Стеклянный призрак изобилья —

Центральный рынок – в центре дня.

Гармония

Не фразы надоедливо-трескучие,

Не повседневной спешки марафон, —

Гармония случайного созвучия

Во мне рождает эхо, словно стон.

Гармония любви и благодарности,

Гармония рассвета и щегла…

Гармонии не нужно популярности —

Она всегда пребудет, как была.

Летела пылью вслед за дилижансами,

Как воздух, принимает самолет,