Память, что зовется империей - [51]

роман, и Махит читала все). С тех пор эбректы были хорошими соседями: тихие, держались своей стороны врат, соединявших их космос с тейкскалаанским. Вместе с Искандром она продумала, что именно выразит такой поклон – почтительное заявление о дистанцированности от империи.

Искандр говорил, что и сам выбрал ту же позу, когда его представили Шесть Пути.

Только теперь, вытянув руки, в положении просителя, но с прямой спиной, Махит спросила себя, не повторяет ли ошибку, не выставляет ли весь Лсел нечеловечным всего одной символической аллюзией…

Император сомкнул руки на ее запястьях и медленно поднял на ноги.

Она все еще находилась в двух ступеньках ниже трона, так что осталась равной по росту. Его пальцы на запястьях шокировали, неожиданные. Горячие. Император горел от лихорадки – и все же Махит никогда бы не догадалась, не коснись он ее. От него веяло каким-то ароматом цитрусов и древесного дыма. Смотрел он прямо на нее, прямо сквозь нее – Махит беспомощно поймала себя на улыбке, подавляя налетевшее ощущение того, что они знакомы, принадлежащее не ей. На миг показалось, что это начало очередного воспоминания, что сбоящий имаго-аппарат унесет ее из времени обратно в Искандра – но нет, нет, была только эндокринная реакция.

Чувственная память передавалась по имаго-линии лучше всего. Запахи. Иногда звуки, воспоминания могла активировать музыка, но запах и вкус – наименее сюжетные и наиболее емкие виды памяти, легче других переносятся от человека к следующему в очереди. Возможно, Искандр остался с ней – пропал не так бесследно, как она думала, на это можно было надеяться благодаря головокружительно странному ощущению из-за отражения чужой нейрохимии.

– Ваше величество, – сказала она, – станция Лсел приветствует вас.

– Тейкскалаан приветствует тебя, Махит Дзмаре, – произнес император. Словно без формальностей, словно просто рад ее видеть.

Да что же такого сделал здесь Искандр?

– И облекает тебя дипломатическими полномочиями, – продолжал Шесть Путь. – Мы рады выбору посла и выражаем пожелание, чтобы твоя служба вела ко взаимному благополучию.

Он все еще не выпустил ее запястья. На его ладони был толстый шрам, он прижимался к ее коже, и в мыслях ярко встал тот первый проблеск воспоминаний, когда Искандр резал ладонь для клятвы, и она задалась вопросом, сколько клятв на крови давал за жизнь император. Горячая хватка не отпускала, и не отпускал припадок окситоцинового счастья, который принадлежал не ей, и как же хотелось допросить Искандра, кем именно он был для императора всего Тейкскалаана? Каким-то образом она смогла заставить себя кивнуть, с корректной формальностью поблагодарить императора, поклониться и спуститься по ступенькам не споткнувшись.

– Мне надо присесть, – сказала она Три Саргасс.

– Еще рано, – ответила Три Саргасс не без сочувствия. – Прямо к нам направляется Десять Перл. Ты упадешь в обморок?

– Люди часто падают в обморок после аудиенций?

– Чаще в дневных драмах по трансляциям, но и самое странное становится рутинным…

– Я не упаду в обморок, Три Саргасс, – сказала Махит. Та сжала ее руку.

– Блестяще! Ты отлично справляешься.

В этом Махит сомневалась, зато могла притвориться на протяжении этого политического театра. Она сжала пальцы Три Саргасс в ответ и отпустила. Отошла от помоста подальше, на открытое пространство в блеске толпы. Она чувствовала, как внимание зала смещается от императора, который откинулся после окончания аудиенций на спинку трона и что-то шептал своему крошечному клону, к варварскому послу, которая вышла под свет на открытом пространстве – публичное заявление, что сейчас будет что-то важное, а им, возможно, стоит на это взглянуть.

Для икспланатля – ведь министр науки явно был ученым, а не просто посаженным бюрократом – Десять Перлу хватало театральности, чтобы понять, что Махит приняла его предложение о публичной встрече и согласилась на игру. Теперь она встала настолько заметно, насколько это только возможно во Дворце-Земля. Он должен это оценить. К утру следующие пять минут попадут во все новостные трансляции – рядом с голограммами Махит, которую держит за руки император, – и ученый направился к ней во всем блеске темно-красного фрака: костлявый мужчина со сгорбленными плечами ученого. Он был старше, чем в воспоминании – более сутулым, – но все еще носил по кольцу на каждом пальце: тонкие полоски из перламутра, без камней. В честь своего имени – броско, но и не без самоиронии. Махит восхитилась. Как восхищался Искандр – внутри нее было то же печальное понимание шутки. Искреннее ли его чувство, наверняка Махит знать не могла.

– Госпожа посол, – сказал Десять Перл. – Поздравляю с назначением.

Махит склонилась и сложила руки.

– Премного благодарна, – отозвалась она на целый уровень формальности ниже, чем полагается поддерживать при дворе. Но на этом рауте она планировала сыграть наивную иностранку и пойдет до конца, хоть еще и отходила от вызванных имаго нейрохимикатов в организме – прилива окситоцина после встречи с императором, отголоска разговора Искандра с этим человеком – пятнадцатилетней давности.