Память, что зовется империей - [36]

.

Махит лавировала между оскорбленностью и смешливостью и пришла к сарказму.

– Просветите, эзуазуакат. Если вас не слишком затруднит перейти к концу, – после разговора за чаем у нее не должно было остаться сил на сарказм – но, возможно, отчасти к такому образу и стремилась Девятнадцать Тесло: эта искрометная политик, которая не лезет за словом в карман и с которой просто-таки хочется перебрасываться остротами, – то же самое создание, что нарубит разговор в клочья и заставит тебя в слезах жаждать ее понимания.

Махит снова пожалела, что с ней нет Три Саргасс – да любого, кто мог бы отвлечь огонь на себя или послужить щитом. Друга. Ее собственного, не какого-то призрачного друга из прошлого Искандра.

Девятнадцать Тесло отдалила камеру в трансляции. Между ними в воздухе повисла масса ликующих тейкскалаанцев, медленно вращаясь вокруг центральной оси, когда эзуазуакат описала оборот рукой.

– Император Шесть Путь, наш светозарный звездоподобный правитель, что ярче самоцветов и гораздо теплее, кому я присягнула на верность и во чье имя пролью всю свою кровь до последней капли: ему восемьдесят четыре года и у него нет биологического потомка. Вот что ты упускаешь, посол.

– Так у вас проблемы с престолонаследием, – сказала Махит, потому что не могла сказать «мне очень жаль, что скоро вы потеряете своего друга»; это казалось чем-то – нехорошим. Необязательным. Не по теме. Да и откуда ей знать, настоящая ли дружба у эзуазуаката с императором или только символическая? Вот трудности общества, которое одержимо воссоздает собственную классическую литературу, – и как бы теперь хотелось объяснить это самой себе двухнедельной давности. Или обсудить с Искандром. Она не сомневалась – ему нашлось бы, что сказать.

– Крикуны Один Молнии явно считают именно так, – сказала Девятнадцать Тесло. Взмахнула рукой, трансляция свернулась и погасла. – Сама я не тороплюсь с выводами. Но ты выбрала интересный момент, чтобы прибыть ко двору, посол.

– Я не выбирала, – сказала Махит. – Меня вызвали.

Эзуазуакат склонила голову набок.

– И срочно? – спросила она.

– Даже с неприличной срочностью, – ответила Махит, вспоминая, как их с Искандром слепили вместе на одной только надежде и трех месяцах медитации, дабы создать единого агента станции.

– На твоем месте, – заметила Девятнадцать Тесло, – я бы узнала, кто одобрял твое разрешение на въезд. Подозреваю, это раскроет глаза на многое.

Это наводящий вопрос? Она подталкивала Махит к какому-то трудоемкому расследованию, только чтобы в итоге узнать, что ответ – «эзуазуакат Девятнадцать Тесло»? Нет, решила Махит, слишком она умна, чтобы получать удовольствие от того, как Махит носится кругами. Это трюки из арсенала водевильных злодеев и мелодрам, а даже тейкскалаанская одержимость сюжетами по большей части предпочитала качественные сюжеты. Нет, все еще хуже: это задание эзуазуаката, как те, что она раздает слугам. «Пойди, узнай и расскажи мне». Будто Махит принадлежит ей. (Будто ей принадлежал Искандр – но она начинала верить, что все-таки нет, не вполне, даже если они и спали вместе, и отчасти в этом была причина их трений.)

– Интересная мысль, – сказала Махит. – Когда вернусь к собственному рабочему месту в своих апартаментах, обязательно узнаю.

– Незачем тянуть, – сказала Девятнадцать Тесло. – Неужели ты воображаешь, что после стольких твоих стараний добраться до сравнительной безопасности я отпущу тебя во дворец одну? Да тогда, когда мы все еще не знаем, кто готов взрывать невинных граждан прямо рядом с тобой?

– Моя культурная посредница… – Махит думала возразить насчет того, что она одна.

– Скоро выпишется из больницы. У меня хватает инфографических дисплеев, я могу поделиться, Махит. Попрошу Семь Шкалу организовать для тебя временный кабинет.

«Прямо здесь, вне дипломатической территории Лсела», – подумала Махит, но заставила руки сложиться в жест формальной благодарности – а когда молодой человек, убиравший чай, повел ее вглубь территории Девятнадцать Тесло, она просто подчинилась.

Кабинет – а Махит изо всех сил старалась не видеть в нем тюремную камеру и в основном справлялась – заливало вечернее солнце, розовое из-за стекла эркера. Вдоль изгиба эркера стоял низкий и широкий диван. Семь Шкала показал, как открыть собственный дисплей, и предоставил пачку пустых инфокарт-стиков нейтрального и безличного серого цвета. Он был спокоен, расторопен и не задавал вопросов, и все в нем помогало вздохнуть свободно после разговора с Девятнадцать Тесло. Скорее всего, так и задумывалось. Эзуазуакат предлагала и отнимала комфорт, как мастер допросов, и Махит уже мучительно устала от перепадов эмоций. Когда Семь Шкала ушел, закрыв за собой дверь, она легла на диван, отвернулась к стене под подоконником и подтянула колени к груди, пока не заныл синяк на бедре.

Если уставиться на пустую белую краску и вытянуть руку над головой, чтобы коснуться изгибающегося подоконника в изголовье, можно было вообразить, что она в своей комнате на станции. Надежный тубус размера 1´1´3 метра, нежная скорлупа стен: пространство крошечное, нерушимое и ее личное, висящее среди рядов остальных комнат. Звукоизолированное. Под замком. Можно свернуться с подругой спина к спине, или грудь к груди с возлюбленным, или… там было