Память - [28]

– Постойте-ка! Именно в этом году курултай подтвердил свое решение о походе на Русь? Значит, судьба государства чжурчжэней второй раз сомкнулась, оказалась непосредственно связанной с последующими событиями в средневековой Руси?

– Конечно. Руки на востоке были развязаны, освободился от работы главный исполнитель экспансионистских замыслов паразитической степной верхушки, объединения политиканов и милитаристов-феодалов, хорошо приспособившихся таскать каштаны из огня чужими руками. К тому времени Субудай накопил колоссальный опыт организации степного войска, использования пленников в военных целях, приобрел ничем не заменимые навыки ближней и дальней разведки, охраны ставки, штурма городов. Обладал он, конечно, и личным мужеством, природной хитростью и закаленной, сильной волей, а также благоприобретенной верноподданнической психологией. Не исключено также, что он вынужден был служить Чингису и чингизидам, подчиняясь жестким и жестоким нормам, регламентирующим порядки в монгольской феодальной империи.

– Его фигура постепенно вырисовывается как своеобразный символ тех далеких и тяжких времен, вобравший в себя черты века; это был, так сказать, типичный монгол.

– Субудай не был монголом, то есть представителем той народности, этническую основу которой составили северокеруленские племена «мэнгу», «мэн-ва», роды борджигин, тайчжиут и другие.

Взгляните на физическую карту Евразии. В самом центре Великой Степи расположена алтайско-саянская горная система. Мне посчастливилось побывать во многих ее районах – в Туве и Горно-Алтайской автономной области, в Хакасии и Горной Шории, на юге Красноярского края и в Иркутии, на хребтах Иолго, Хамар-Дабан и Абаканском, на Телецком озере и в Казырской долине, на шорской речке Мрас-су и саянской Тубе. Можно сказать, что и родился-то я здесь, на самом северном отроге Алатау: в районе Мариинска – Тайги кончается всхолмленная местность, к северу идут уже низины, переходящие в нарымско-васюганские хляби, и наши места стокилометровой полосой соединяют алтайскую черновую тайгу с дурманной томской. От самого Урала станция Тайга имеет на Транссибе высочайшую для Западной Сибири отметку, и в наших лесах те же кедры, кандыки, сарана и марьин корень, что на Алтае или в Саяне. Леса этой горной страны – богатейшие во всей Сибири, в них водится ценный пушной и снедный зверь, включая благородного оленя с его чудодейственными пантами, кедровники дают орех, подлесок – ягоды, реки – рассыпное золото и рыбу, травостои – мед, лекарства и корм скоту, недра – руды, которые еще в глубокой древности обращались в железо, бронзу, серебряные изделия.

В алтайско-саянских горах с доисторических времен жили люди, а бурная история Великой Степи издревле перемешивала ее народности и этнические группы. Тысячелетиями сюда стекалась степная вольница, угонщики табунов, искатели приключений, батыры, поссорившиеся с родичами, оскорбленные тиранством беглецы. В борьбе за существование, в опасных переправах через бурные реки и высокие горные перевалы, в охоте на медведей и козерогов формировался особый тип азиатского горца – это были смелые до отчаянности люди, физически крепкие, выносливые, умеющие владеть оружием и легко переносящие жару и холод. И в самом центре этой страны из разноплеменных элементов сложились с незапамятных времен не слишком многочисленные, но стойкие и сильные племена, называвшие себя «туба», по китайским источникам – «дубо», по Рашид ад-Дину – «урянхи», по востоковедческой терминологии – «дуболары»…

На географической карте имя этого тюркоязычного народа отразилось в названии правого енисейского притока Тубы, образующейся от слияния саянских рек Казыра и Кизира. В наши дни далекие потомки горно-лесных жителей Южной Сибири именуются тофаларами – эта немногочисленная народность прирожденных охотников и оленеводов до революции прозывалась «карагасами» и тувинцами, что по старой русской этнографической терминологии значились «урянхайцами».

Из фундаментального труда Г. Е. Грумм-Гржимайло «Внутренняя Монголия и Урянхайский край» мы узнаем, «…что Чингисхан набирал из них свои отборные дружины, что они же входили в состав его гвардии». (Курсив мой. – В.Ч.). В том же труде со ссылкой на различные источники указывается, что свою славу отменных воинов урянхайцы пронесли через века, принимая участие во многих азиатских войнах. Известный граф Рагузинский, занимавшийся в XVIII веке установлением сибирских границ, например, уточнял в своих «Записках» южносибирские военные и политические обстоятельства: «…наилучшие войска мунгальские и называются урянхи», а один монгольский полководец нового времени для тяжелейшего военного похода сквозь Тибет в 1717 году «…составил свой 6-тысячный корпус главным образом из урянхайцев» – это уже из французского исторического труда. Через сто лет после этого похода остроту урянхайских сабель испытали на себе, кажется, и сами французы: «…Среди волжских калмыков имеется поколение уранхус, которое в Отечественную войну, а именно под Лейпцигом, отличилось чрезвычайной храбростью».

Так вот, Субудай так же, как и Чжельме, другой «пес» Чингиса, некогда спасший ему жизнь, были