Памфлеты - [22]

Так непринуждённо продолжает Геринг вести себя и во время заседания суда. Он живо, чересчур живо реагирует на всё, о чём говорят вокруг: водит головой то сверку вниз, то слева направо. Улыбается — если в сторону трибунала, то льстиво, если в сторону обвинителей, то с провоцирующим сарказмом.

Особенно недоброжелательно относится Геринг к свидетелям обвинения. Сначала смотрит на такого свидетеля взглядом разжиревшей гадюки, словно желая его загипнотизировать, а когда это не помогает, торговка начинает жевать проклятья, сжимает руки в кулаки и кладёт их перед собой, как две ручные гранаты.

Чрезвычайно раздражают бабу-Геринга свидетели обвинения из прежних её подчинённых. Тут уж темперамент этой ведьмы не знает удержу. Когда палач Украины и Польши, генерал СС Бах-Целевский сказал и об Геринге несколько слов правды, тот не выдержал и зашипел по адресу генерала: «Шелудивый пёс…»

…Но вот баба вынырнула из шалей и платков и взгромоздилась на своё место за пультом для свидетелей.

Уже первое впечатление от её слов подтверждает общепринятое мнение о ней: эта баба честолюбива до крайности, до безумия.

Так и слышишь всё время: «Моя авиация», «моя промышленность», «моя политика». «Такой риск, как гнев Гитлера, мог только я взять на себя». «Только я, как пламенный патриот…»

Когда свидетель защиты Мильх, желая спасти Геринга, говорит об его отсутствии на одном из совещаний, тот с возмущением восклицает:

— Не может быть, чтобы таких-то господ фюрер пригласил, а меня нет…

Пьяный от самовлюблённости Геринг порой сам лезет на рожон. Вот его слова на одном из заседаний: слова, тщательно застенографированные и старательно записанные на плёнку, как и всё сказанное на процессе:

— Я приказал работать над самолётами, которые могли бы достигать США и возвращаться на свои базы… Я приказал также работать над улучшением типа снарядов «ФАУ-1» против Англии и очень сожалею, что у меня этих «ФАУ» было так мало…

Геринг не лишён также и чувства юмора:

— Но примеру США мы с фюрером порешили объединить власть премьера и власть и резидента…

На вопрос обвинителя, остаётся ли он сторонником теории «народа господ», Геринг с усмешкой отвечает:

— Нет, я её никогда не признавал. Если кто-нибудь и в самом деле является господином, то ему никогда по следует это подчёркивать…

В своих показаниях Геринг очень охотно рассказывает о чёрных делах Гитлера. Когда речь идёт о самых тяжких преступлениях, он, как правило, перекладывает ответственность за них на Гитлера (или Гиммлера). При этом Геринг дискредитирует своего фюрера утончённо, по-своему, словно мимоходом, нечаянно, истины ради.

Геринг — правда, скупыми красками — рисует портрет Адольфа Гитлера: кровавого комедианта-параноика и

обыкновенного мазурика с шарлатанским амплуа. Он со злопыхательским скрежетом в зубах рассказывает о том, как нахально «фюрер Великогермании» крал украденные им, Герингом, картины. Он, чуть ли не причмокивая от удовольствия, рассказывает нам истории, — срывает один за другим лавровые листики, которыми так добросердечно венчали голову Гитлера Геббельс и геббельсята.

В 1943 году, в день разгрома немцев на Кавказе, Гитлер укорял Иодля в том, что тот повёл войска через Эльбрус. Иодль вспылил.

— Мой фюрер! Ведь вы сами приказали мне это сделать…

Услыхав об этом, Гитлер отвернулся н вышел, не простившись со своим фельдмаршалом. «Он даже имел намерение сместить Иодля, а на его место поставить окружённого тогда в Сталинграде фон Паулюса, фон Паулюса, — добавил Геринг, смакуя, — к которому Гитлер имел особенно большое доверие…»

Говоря об украинских (и не только украинских) националистических телохранителях нацизма, Геринг с подчёркнутым презрением кривит губы:

— Я их глубоко презираю, но ведь во время войны берут то, что есть под рукой.

И Геринг действительно брал всё, что у него было «под рукой». А «под рукой» у него было в то время немало всякой всячины, не только квислингов и квислинжат. Одних лишь художественных ценностей он «собрал» у себя на сумму пятьдесят миллионов марок золотом. Набрал он со всех концов Европы, не забыл и об эскизах Альбрехта Дюрера из львовских музеев.

Герман Геринг начал свои показания с краткой, удивительно краткой автобиографии. Он не без гордости информировал своих судей о том, что его отец был в своё время губернатором немецких колоний в Восточной Африке. К сожалению, он не добавил при этом, что его высокочтимый папаша поголовно уничтожил многотысячное туземное племя гереро. Причина— пассивное сопротивление колонизаторам. Методы его убийства были, наверное, источником вдохновения для Германии в его будущих делах. Всё племя, вместе с грудными детьми, было изгнано Герингом-отцом из своих жилищ в пустыню, где за несколько недель погибло от жажды и голода.

Один из свидетелей рассказывает о концлагере в Маутгаузене. Геринг слушает внимательно, но, как всегда в таких случаях, лицо его неподвижно и застыло в напряжённом ожидании. У вас создаётся впечатление, что перед вами не Герман Геринг, изобретатель и организатор маутгаузенов, а беспристрастный эксперт, которого лишь на несколько дней пригласили в суд.