Паломники Бесконечности - [33]

Я осмотрелся, и мезозой мне начал нравиться. Это эпоха вечного лета, зеленых равнин, лениво текущих рек. С холма я любовался озаренными солнцем далями. За сиреневой дымкой дремали леса, чуть ближе тихо шелестели листвой рощи из секвой, магнолий, саговых пальм. Но особенно радовало появление первых луговых трав и цветов. В них путались пчелы, чуть выше большими нетающими снежинками порхали бабочки. Знакомый, родной пейзаж! И мне захотелось слиться с этим миром, хоть чуточку ощутить его в реальных запахах, в пчелином гуле, в каплях росы.

И — странно и страшно! — желание мое как будто опять начало исполняться. В ноздри заструились сладкие ароматы, в уши хлынули самые настоящие земные звуки. Волнуясь, я подошел к реке, наклонился и… увидел себя! Я отразился в вещественном мире!

Я испуганно огляделся. Небольшой, с голубя величиной, птеродактиль с рыбешкой в клюве, взмахнув кожистыми крыльями, поднялся с берега и сел на дерево. При этом он пролетел сквозь меня, как сквозь пустоту. Я еще раз склонился над зеркалом воды и разобрался, что отражаюсь еле уловимыми, временами гаснущими контурами. Я присутствую в вещественном мире далеко не полностью, лишь своей тысячной и весьма призрачной частью.

Я подошел к дереву и гаркнул. Птеродактиль, выронив рыбешку, испуганно оглянулся, не понимая, что происходит. Итак, он слышит меня, но не видит. И хищники, если таковые встретятся, мне не опасны.

Видимо, буйный растительный мир планеты излучает такое мощное биополе, что я, оставаясь незримым духом, чуточку и временами проявляюсь. И мое зыбкое, призрачное бытие уже не столько удивляло, сколько забавляло. В форме штурмана звездного флота (а для моих глаз она проявилась полностью) я сел на пригорке и вытащил из кармана свирель, подаренную еще пастушком. Не поиграть ли? Но для кого? В этот жаркий полуденный час кругом ни души. Но вот из зарослей саговых пальм выскочил табунок динозавров средней величины — «всего лишь» шести метров длиной. Узнал я этих воришек — похитителей чужих яиц. Грациозные и ловкие, похожие на гигантских страусов, они разбрелись и короткими передними лапами начали разгребать песок. Я заиграл на свирели. Вздрогнув, воры пугливо озирались. Но кругом никого. Меня же видеть они не могли. Я перестал играть, и динозавры, успокоившись, вырыли из песка огромные яйца, передними лапами прижали их к груди и ускакали в рощу.

Моя дудочка снова запела. Я играл долго и с наслаждением. А когда сгустились сумерки, огляделся и начал понимать, что попал не в райскую долину. Из-за тучки выплыла луна, и под ее сиреневым светом прокатились по поляне две тени: какой-то хищник гнался за своей добычей. Вот, кажется, догнал и вцепился в горло. Короткий вскрик, и снова тишина.

Я встал и пошел вдоль реки. Здесь, в низинах и топях, доживали свой век гиганты уже ушедшего каменноугольного периода — исполинские земноводные гады. Тоже далеко не малютки. Вот и стегоцефалы — живые капканы. Погрузившись в болото, они выставили наружу свои огромные зубастые пасти. Распахнув их и устремив в звездное небо мечтательно неподвижные взоры, они терпеливо ждали, когда случай соизволит накормить их. Могли ждать часами, всю ночь. Но вскоре послышался топот: преследуемые хищником, панически мчались какие-то травоядные динозавры. Один из них по неосторожности заскочил в болото и угодил в раскрытую пасть. Челюсти с металлическим лязгом сомкнулись.

Я поспешно вернулся на свой холм, белевший под луной среди поляны. Но и здесь покоя не нашел. Кругом рык и шипение хищников, вопли терзаемых жертв.

Какой-то крупный динозавр, насытившись, вперевалочку удалился. Тотчас над остатками пищи закружились крылоящеры. Величиной от воробья до исполинов с восьмиметровым размахом крыльев, они с неприятнейшим скрипением и скрежетом ныряли вниз и дрались за каждый кусок падали. Сияющий диск луны надо мной на миг скрылся. Это пролетел один из мезозойских драконов. Усевшись на поляну, — прямо у моих ног, мерзавец! — он торопливо проглотил свой кусок добычи и снова полетел в дерущуюся свалку.

Я зябко поежился и на минуту закрыл глаза. В своем воображении увидел, как эта пожирающая друг друга мерзость сплошным потоком выползает из непрерывно творящей утрсбы мироздания. Из утробы дьявола, сказал бы один мой знакомый. Как не хватает здесь его самого. Вот бы он хохотал, глядя на эту мясорубку, потирал бы руки и восклицал: «Прекрасно! Как это мило и прекрасно!»

Жутко, гадко и мерзко стало на душе. Собрался уже убраться отсюда в тихие и безмятежные звездные дали, но мое внимание привлек один из грациозных любителей краденых яиц. Он выскочил из рощи, где прятался после дневного воровского набега, и во весь дух помчался через поляну. Дрогнула и загудела земля, как при землетрясении. Это огромными прыжками гналась за ним самая кошмарная химера мезозоя — многометровый тиранозавр, гроза и ужас всего живого на планете. В городе этот чудовищный кенгуру свободно бы заглядывал в окна пятого этажа.

На поляне хищник неожиданно остановился и посмотрел… на меня! Что за чертовщина! Неужели он видит меня? Может быть, свет луны придает моим еле уловимым, почти незримым контурам радужное сияние? Я пригляделся к себе. Если не сияние, то что-то похожее есть: полупрозрачное облако тумана в виде человеческой фигуры сидело на пригорке. Временами выступали зыбкие очертания кителя штурмана звездного флота. Чего доброго, и лицо можно рассмотреть! Ну это вряд ли. Ведь недавно у моих ног сидел дракон-крылоящер и не обращал на меня, на этот легкий туманчик, никакого внимания. Мало ли сейчас ночных испарений.