Палочки на песке - [22]

— Наташа, — говорил я, — Что с тобой? Тебе плохо?

Но она не отвечала мне и в большинстве случаев даже не поднимала на меня глаз.

— Наташ, — повторял я, присаживаясь рядом и кладя ладонь ей на плечо, — Наташа, так нельзя, давай поговорим.

Но добиться от нее мне ничего не удавалось, и мне оставалось лишь со вздохом уходить самому готовить себе ужин.

А иногда, когда я приходил вечером домой, я обнаруживал, что дома ее просто нет.

Я звонил, но телефон не отвечал. На дворе стоял вечер, темнело все скорей и скорее, но она не возвращалась домой. Приходила она потом лишь глубокой ночью, когда я был уже вне себя от страха и отчаяния.

А она приходила как ни в чем не бывало.

— Привет, — бросала она спокойно, увидев меня в прихожей.

— Наташа! — недоумевал я, — Наташка! Где ты была? Что происходит? Ночь на дворе, Наташа!

— Прости, — бросала она мне, мельком глянув на меня и вешая на вешалку пальто, — Я просто гуляла.

— Гуляла? Гуляла? В чем дело, Наташа? С кем ты гуляла? А я? А как же я?

Она вздыхала:

— Прости, Игорь. Не обижайся. Я гуляла одна. Просто мне грустно, и поэтому мне хотелось погулять. Все в порядке. Ты поужинал? Я хочу лечь спать.

Иногда я пытался с ней поговорить.

— Что с тобой? — спрашивал я ее, — Ответь мне, Наташа. Объясни, я должен знать. Что происходит? Ты меня больше не любишь? Ты встретила кого-то другого?

— Нет, ну что ты! — вскрикивала она и сворачивалась клубочком подле меня, доверчиво положив голову мне на колени, — Пойми, Игореш, я просто не знаю, как тебе это объяснить. Я просто сама не знаю, что со мной. Просто мне все время плохо, мне так больно… Так больно… Я не хочу больше жить.

— Наташа! Как можешь ты говорить такое? Как можешь ты правда не хотеть жить? У тебя ведь есть я. Мы вместе. Неужели тебе плохо со мной? Говори мне правду, ведь знать правду — это самое важное.

— Игорь, я люблю тебя, — говорила Наташа, — Ты же знаешь, что я тебя люблю. Просто мне плохо. Что-то происходит со мной. Что-то страшное… Мне страшно, Игорь! Мне плохо. Спаси меня, пожалуйста, спаси!

Она снова начинала плакать. Я гладил ее по голове.

— Я рядом, Наташка, рядом. Ты же знаешь. Посмотри на меня, Наташа. Я тут. Ты видишь? Я ведь здесь, с тобой. Все будет в порядке, Наташа.

— Я люблю тебя, Игорь, — шептала она, — Я люблю тебя. Только не уходи, спаси меня, пожалуйста, помоги, я не справлюсь, не справлюсь…

Слезы катились по ее щекам. Я гладил ее по голове.

— Я рядом, Наташка.

На следующий вечер она снова отключала телефон. Она снова уходила.

Она совсем забросила учебу. И количество ее друзей колоссально ограничилось. Наташка почти не ела и стала совсем худой, а глаза стали совсем пустыми, бесцветными. Ее, казалось, ничего в жизни уже не интересовало. Я не мог ее понять. Не могла понять и она себя сама.

Иногда, когда я приходил с работы совсем усталым, меня ужасно раздражало ее безделье.

— Как можно ничего не делать? — кричал я на нее, — Я уже закончил институт и работаю, а ты и учиться не хочешь, Наташа!

— Мне плохо, Игорь, — говорила она, глядя на меня с печалью, — Мне плохо. Прости.

— Почему же тебе плохо? Ты ведь не больна, ты здорова, Наташа! У тебя разве случилось что-то? Нет! Ты посмотри на себя, ты просто лежишь и ничего не делаешь! Отсюда и твоя тоска — от безделья, от лени.

— Неправда! — глаза ее снова наполнялись слезами, — Неправда! Ты не понимаешь, Игорь! Не понимаешь!

— Да, я не понимаю! Но что я могу понять, если ты ничего не желаешь мне объяснить? Ты сама-то понимаешь, что с тобой?

— Нет…

Слезы катились по ее щекам.

— Вот именно. А ты начни нормально учиться — и сразу все пройдет. Вот увидишь — сразу смысл жизни появится. Или начни делать хотя бы что-нибудь!

Она молчала, лишь тихо плакала, глядя на меня горящими глазами, в которых в такие минуты была, как мне казалось, почти ненависть ко мне.

— Почему ты молчишь, Наташа? Вставай. Делай что-нибудь… Почему ты молчишь?

— Ты жестокий, — выдыхала она и вскакивала с дивана.

— А ты нет? Эгоистка.

Заливаясь слезами, Наташа убегала прочь из квартиры.

Я не знал, что происходит. Я терялся в предположениях, но так и не мог найти ответа, а Наташа мне в этом не помогала. Мне казалось, что она что-то от меня скрывает, скрывает — или хочет что-то доказать. Или просто не знает, чего она на самом деле хочет. Я тоже переживал, вот только Наташу, судя по всему, это не волновало, и это обижало меня больше всего. Не находя ответа в близком человеке, я тоже замыкался в себе и погружался в свои дела. А она страдала, она на самом деле страдала, куда более сильно, чем я — а я ничего не знал.

Иногда мне казалось, что она и вправду нашла себе кого-то. Давно нашла и боится мне в этом признаться. Но она заливалась слезами всякий раз, как я пытался озвучить свои предположения, и смотрела на меня с таким отчаянием и злостью, что я со вздохом прекращал такие разговоры.

Порой я задерживался на работе или уходил гулять с друзьями и возвращался домой позже. Я хотел, я очень хотел, чтобы она забеспокоилась обо мне. Я ждал, что она позвонит и спросит меня взволнованным голосом, где же я пропадаю и когда к ней вернусь. Но она не звонила. И я возвращался домой. А вернувшись, я заставал Наташку спящей — или же она просто, как всегда, лежала, словно и не замечая моего отсутствия.