Пальмовые листья - [2]
Капитан Мерцаев лежал на своей койке и вел разговор о любви с лейтенантом Васей Малковым, прозванным, соответственно внешности, Блондином.
– Вась, а ты серьезно любишь свою Лилечку? - спрашивал капитан.
– Честно скажу, ребята, - объяснялся Вася, - люблю ее на всю жизнь.
Круглолицый Вася, казавшийся наивно-искренним, любил рассказывать о таинственной Лиле из Ленинграда, которая будто бы была для него и девушкой мечты, и невестой в белом платье, и будущей подругой на всю жизнь.
– Люблю ее! - повторял Вася, и лицо у него было такое, словно он сам только что узнал о своей любви и страшно потрясен этим открытием.
– А мне опять не повезло в любви, - пожаловался Левка.
– Ты, Левка, пошляк, - убежденно сказал Вася. - В тебе нет благородства.
– Что делать? Чего нет, того нет, - легко соглашался Тучинский.- Такое воспитание.
Левке Тучинскому действительно не везло в любви: слишком вызывающе смело,.одной плавной дугой, был выписан курносый профиль верхней части его лица,слишком круглы и беззастенчивы были его голубые глаза, слишком белоснежно сверкали зубы в лукаво-заразительной улыбке.
Был в этой компании еще капитан Семаков, самый старший из них, смуглый и высокий, с задубевшим лицом старого служаки. Он вступился за Васю:
– Не заводите его, ребята. Человек влюбился по-настоящему, жениться решил. Зачем его расстраивать? Женится - сам расстроится.
– Понимаешь, Саша, - проникновенно сказал Малков, - легче жить, когда веришь во что-нибудь до фанатизма.
Я искал случая сблизиться с капитаном Мерцаевым.
– Тоже томишься, старшой? - спросил Мерцаев и взглянул на меня по-своему: дружелюбно и оценивающе.
– Нравится мне про любовь, - сказал я с некоторым вызовом. - С детства люблю сказки.
– По-твоему, сказки?
– Разумеется.
«Все вы пошляки!» - с комической серьезностью возмущался Вася Малков, а капитан Мерцаев подошел ко мне и, наклонясь и близко придвигая лицо с припухлостями под внимательными, заглядывающими в душу глазами, спросил:
– Так как же насчет любви?
– О ней все сказано. Как, впрочем, и обо всем. И сказано великими. Нам лучше не сказать. В Москве я видел великую актрису в великом спектакле. «Любовь! Не говорите мне этого слова, - сказала она, - потому что оно слишком много для меня значит».
– Тогда пойдем с нами!
В сиреневом саду на скамейках и аллеях светились девичьи платья, чернели артиллерийские фуражки, посверкивали погоны и спелыми вишенками перекатывались южные глаза девушек. Семаков, глядя на небо, забеспокоился, не будет ли дождя, на что Левка удивленно воскликнул: «Какой может быть дождь, когда мы гуляем?» Вася молчал и, наверное, думал о Лиле из Ленинграда.
На главной улице по голубым тротуарам двигалась медленная праздничная толпа. Короткие разноцветные строчки реклам не пытались спорить с плотной синевой вечера, а лишь скромно напоминали, что мы - в городе и можем зайти в ресторан или в кинотеатр на очередную серию «Тарзана». Разумеется, мы зашли в ресторан, и официант старой школы, работающий без карандаша и успевающий зажечь спичку, едва вы возьмете в рот папиросу,- причем делающий все это без всякого подобострастия, а наоборот, внушающий уважение, как всякий человек, хорошо делающий свое дело, - принес нам водку, икру и горячее мясо.
Я спросил капитана Мерцаева:
– Саша, правду ли говорят, будто тебя на фронте расстреливали?
Я не представлял, что у этого капитана может возникнуть такое ошеломленно-испуганное выражение лица. Глаза его смятенно забегали по сторонам, и губы нервно шевелились, как будто он не мог найти слов для ответа. Иван Семаков толкнул меня под столом ногой и громко перебил:
– Мне вот непонятно: на передовой людей не хватало, батареями, бывало, сержанты командовали, а в академию- двадцать человек на место. Почему такое?
– Не надо о войне, Иван, - остановил его Мерцаев.- Ни слова о войне.
Фронтовиками среди нас были лишь капитаны: Мерцаев и Семаков, и мы с Левкой и Васей относились к ним со скрытым молчаливым обожанием. Не полагалось в нашей среде откровенничать о своих чувствах, но как бы они ни равняли по-товарищески нас с собой, капитаны-фронтовики оставались для нас недосягаемыми образцами мужества. Им принадлежало право и говорить о войне, и молчать о ней.
На улице Семаков нарочно отстал со мной и сказал:
– Никогда не спрашивай Сашку об этом расстреле. После я сам тебе расскажу.
Наступила ночь, но она не давала здесь привычной прохлады. Небо лишь опустилось ниже и сияло всеми звездами, которые, впрочем, нелегко было увидеть сквозь огни городского сада. Толпы стали еще гуще и праздничней, будто весь город веселился по случаю торжественного события - обыкновенного майского вечера. Мерцаев спросил Васю, не пойдет ли он звонить Лиле, и теперь не было в его голосе насмешки, а, скорее, чувствовалась грустная зависть.
– Нет. Она сказала, чтоб сегодня не звонил.
«Все понятно!…» - затянул было Левка, возобновляя игру, но капитан строго прикрикнул: «Левка! Отставить!…»
Мы некоторое время шли молча, и, наверное, каждый думал о том, как хорошо иметь ее, прекрасную и близкую, ради которой только и стоит к чему-то стремиться, поступать в академию, занимать почетное место среди людей и вообще жить. Однако вскоре Тучинский спросил: «Какие будут указания, капитан?» - и предложил зайти в гости к своей знакомой, к той самой, с которой ему не повезло в любви, пообещав, что там найдутся и подруги. Мы согласились.
Удивительно тонкий и глубокий роман В. Рынкевича — об ироничном мастере сумрачной поры России, мастере тихих драм и трагедий человеческой жизни, мастере сцены и нового театра. Это роман о любви земной и возвышенной, о жизни и смерти, о судьбах героев литературных и героев реальных — словом, о великом писателе, имя которому Антон Павлович Чехов.
Новый роман современного писателя-историка Владимира Рынкевича посвящён жизни и деятельности одного из лидеров Белого Движения, генерала от инфантерии А.П. Кутепова (1882-1930).
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
Новый роман современного писателя Владимира Рынкевича посвящён одному из самых ярких деятелей Белого Движения, генерал-лейтенанту С. Л. Маркову (1878—1918).
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.