Палка - [3]

С психами меня тоже поднадули.

Оказалось, что из семидесяти пациентов, пребывавших на ту пору в дурке, половина (!) была частично или полностью сошедши с катушек, как выражалась вторая половина. Процент этот постоянно менялся, и к моменту моей выписки составлял пропорцию один к десяти в пользу нормальных.

Врачи успешно делали свое дело и лечили не только здоровых, но и больных. Среди нормальных, то есть косарей, суицидников и алкоголиков, которые отходили после горячки буквально на следующий день после госпитализации, я получил прозвище Маяк. И вот почему.

Если вы помните, выше я уже описал единственный побочный эффект от «инородных тел» — я стал слышать радио. Но, как оказалось, не только я. Дело в том, что сплю я с открытым ртом. И в первую же ночь, когда меня поместили в палату с Гусем, Студентом, Мальком и Ангелом, в башке у меня застряли волны «Маяка» и работали не менее получаса. И через рот, как через плохой динамик, на всю палату транслировался концерт Тамары Гвардцитедзе. Малек со Студентом тащились, Гусь устроил истерику, Ангел поставил эту мою особенность на контроль и не отходил ни на минуту полтора месяца, пока его не признали годным к строевой и не отправили в часть (впрочем, он сдунул оттуда в ту же ночь, как его привезли). Но эти полтора месяца я был секретом нашей палаты.

Несмотря на дурацкую кличку, уважением среди косарей я пользовался. Как не являющийся косарем и в то же время — не псих. Опять же — радио. Всему нашему этажу, «тяжелобольным», запрещалось наличие радиоточек и т. д., и т. п. И выходить на улицу тоже… Поэтому развлечения, кроме шахмат, шашек, нард и появляющихся иногда книжек, придумывать приходилось самим. Или самим же сходить с ума, что некоторые, а в частности — Гусь и Акула, делали. А, вспомнил — еще сумасшедшие были развлечением, но это — на десерт, когда уже ничто от скуки не спасало. Но об этом разговор еще пойдет.

А в тот день, седьмого мая девяносто пятого года, меня перевели в психушку, определили к «тяжелобольным» на третий этаж. И дежурила в тот день Олечка Охмеленко.

— «Косишь»? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Я оленей пасу. У Печоры, у реки. Слыхали?

2

Наше отделение, психиатрия, — здание в три этажа с решетками на окнах, но первый этаж никак не используется… не использовался. Сейчас, по прошествии нескольких лет, когда я уже женат, когда у меня родились сын и дочь и работаю я чертежником в секретном КБ, мне порой кажется, что сразу после моей выписки этот дом с небольшими окнами разрушился, погребая под своими руинами и тот танк, о котором пойдет сейчас речь. Хотя… Я до сих пор получаю оттуда открытки от Олечки.

Собственно, про танк я узнал от Малька, с которым сошелся по причине нашего с ним землячества. Малек не был ненцем, его родители строили БАМ в числе первых добровольцев. Звали Малька Романом (фамилию уже забыл).

Так вот, о танке. В девяностом году в Хибаровске произошло ЧП: из Хибаровской танковой дивизии дембель угнал танк. С какой уж там целью он его угнал — доподлинно неизвестно, ходят лишь смутные слухи, что домой на танке хотел вернуться, перед девицами пофорсить. Да не получилось. То ли танк он водил плохо, то ли клаустрофобией страдал, но устроил он хибаровцам веселую жизнь. Как понесло его по Хибаровску мотать! Рынок раздавил полностью, хотя начал только с китайских лотков. Китайцы, как бисер, из-под гусениц в разные стороны так и сыпались. Не меньше ста человек потом в травматологии лежало. О смертельных исходах слышно не было, но скорей всего и без них не обошлось. Впрочем, не о том речь. Три часа гонял ошалевший дембель по Хибаровску. А как его остановишь? — танк же, не «Запорожец». Бомбить нельзя — центр города, по той же причине и другие танки не ввести. Газом хотели, да ветрено в тот день было: потравили бы полгорода. Но нашелся-таки умелец, Кулибин девяностых. Не сам, конечно, нашелся, соседи про него стукнули. Есть, говорят, самородок один, хулиганов шугает. Ну и что, подумаешь — шугает! Может, он каратист! Да нет, говорят соседи, какой он каратист! Хлюпик, сопля. А хулиганов он тарелкой пугает. Какой такой тарелкой?! Подать его сюда на этой тарелке! Подали. «Это вы хулиганов тарелками пугаете? А ну-ка расскажите!» — «А че рассказывать-то? Обычный транслятор инфразвука. Доли секунды хватает, чтобы оголтелые подонки превратились в трусливых щенков». — «О, товарищ, такие приборы нам нужны, дайте-ка я попробую!..» — «Осторожней!» Какой там — осторожней! Пара секунд пара трупов. Отрегулировать радиус действия забыли! Кулибина с его тарелкой посадили за непредумышленное убийство, но перед этим наградили; парней, что при эксперименте присутствовали, тоже наградили, но посмертно. И подбили танкиста из инфразвуковой тарелки. Въехал он в испуге на территорию госпиталя и врезался в старое здание психиатрии. Хорошо еще, что никого там не было: за день до этого один псих из «выздоравливающих», подполковник, который по случаю Девятого мая был выпущен домой на выходные, вернулся в отделение, да не один, а с подарочком — пол-литровой банкой ртути. Как он ее умудрился пронести хрен знает, ведь шмон на входе в отделение как на российско-американской таможне в эпоху «холодной войны», но — пронес доблестный красный офицер мину, да как шарахнет ее об пол: получите дубль-раз, ха-ха! Всех психов в течение десяти минут вывели, то-то им праздник был — на травке поваляться! Вот, не успели психушку даже обеззаразить, в нее танк уже врезался. Видно, не судьба, видно, нет любви. Рвануло — будь здоров, не кашляй.