Палитра сатаны - [10]
Фургон булочника, как всегда, гудком предупредил жителей, что эта груженная свежим хлебом таратайка уже близко. Затем мясник оповестил о себе кваканьем клаксона. Четыре коротких сигнала и один длинный. Мартен отправился за тремя телячьими эскалопами, как ему наказала Гортензия. Вокруг машин уже суетились кумушки. Этим ежедневным свиданием они пользовались для перемывания костей всем в округе, но, завидя Мартена, вдруг приумолкли. Наверняка комментировали любовные свидания Люсьена и Мирей! Когда покупал мясо, ему все время казалось, что на него устремлены иронические взгляды. Но правил вежливости никто не нарушал.
— Гортензия в добром здравии? Поцелуйте ее за меня… А у вас этой ночью не было заморозка на почве? Пронесло?
Как только мясник вручил ему эскалопы, Мартен поспешно ретировался. Кумушки за его спиной, разумеется, продолжили прерванную на полуслове болтовню.
Когда он днем зашел в бистро четы Каниво, его и там встретили, как ему показалось, с таким же нездоровым любопытством и фальшивой любезностью. По расплывающимся в улыбках физиономиям завсегдатаев он угадывал, что все эти люди отнюдь не возмущены проделками Люсьена и Мирей, а, напротив, одобряют то, как они на потеху всей округе ловко облапошили рогатого супруга. Здесь не очень-то жаловали Альбера Дютийоля. Считали гордецом, который норовит держать со всеми дистанцию. Человек он образованный, его могли бы выбрать муниципальным советником или даже мэром Менар-лё-О. Но он сам не пожелал. Никогда не забегал в бистро пропустить стаканчик с приятелями. Засел дома, запершись среди книг, как за крепостной стеной, вот теперь и получает по заслугам. Разумеется, вслух никто такого не скажет, но Мартен читал этот приговор во взглядах соседей, сидевших рядом, поставив, как и он, локти на стойку. Ему даже почудилось, что они к нему потеплели, заговаривают оживленней, чем обычно. Завидуют, что сынок у него такой лихой котяра. Если б сейчас в дверях появился Люсьен, его бы приняли с распростертыми объятиями. Мартен сыграл две партии на бильярде, дважды проиграл, позволил себе опрокинуть пару стаканчиков вместе с победителями, угостившимися за его счет, и вино тотчас погнало к голове теплую волну.
Выйдя из бистро, он прошел мимо ангара. Дверь заперта на ключ, ставни задвинуты. Люсьен, видно, опять проводит время, ублажая Мирей. Место, конечно, не самое подходящее — неудобно там, да и грязновато. Но парочка небось устроила в ангаре гнездышко, натащив с чердака старых матрасов, разлезающихся подушек и драных покрывал. Что до прочего, всплески страсти могут заставить позабыть неопрятность этой громадной кладовки, посреди которой высится немая, безжизненная бетономешалка. «Они способны спариваться, где ни попадя, как собаки», — сквозь зубы пробормотал Мартен со смешанным чувством брезгливой зависти. Затем подумал об Альбере Дютийоле, склеивающем спички в то время, как его женушка ложится под первого встречного. «Может, это и есть высший образец философской невозмутимости», — заключил он. И решил отныне больше не интересоваться тем, что происходит в его ангаре.
Однако, вернувшись домой, он все же попросил Гортензию погадать ему на картах. Она утверждала, что унаследовала от бабки дар предсказывать будущее. Не будучи суеверным, Мартен тем не менее любил послушать, как о его собственной жизни рассуждают, прибегая к терминам загадочным и таинственным. Изучив выпавшие комбинации карт, Гортензия объявила брату, что его ожидают счастливая дорога и прибыток в делах. В общем, ничего существенного. Это подняло ему настроение. Люсьен возвратился под отчий кров только к обеду. Как и прошлый раз, он глядел на всех, словно ястреб на куренка, и выказывал волчий аппетит. Заводить разговор о его проделках Мартен поостерегся.
Назавтра в четыре пополудни его привел в некоторое замешательство внезапный визит Альбера Дютийоля. Люсьена дома не было. По всей видимости, он не терял зря времени в ангаре с Мирей. Пока сосед сидел у него, Мартена непрестанно мучило опасение, как бы тот каким-нибудь намеком не коснулся неверности супруги. Можно ли надеяться, что несчастный ни о чем не подозревает, когда это уже известно всей округе? Альбер Дютийоль принес старинную книгу о «Беллерофоне»: чертежи конструкций, подробности оснастки, расположение внутрипалубного хозяйства, вооружение, данные об экипаже… Под тревожным взглядом Мартена он безмятежно переворачивал страницы и комментировал гравюры. «Сущий младенец! — твердил про себя Мартен. — Одно слово, дитя, сколько бы вселенской учености ни скопилось у него под черепом!» Гортензия подала чай. Альбер Дютийоль выпил две чашки, затем с отсутствующим видом спросил:
— Люсьен дома?
— Нет, — торопливо отозвался Мартен, — шляется где-то по своим делам.
— Но биржу труда он посещает регулярно?
— Да, конечно…
— И пособие получает?
— Думаю, да…
— К сожалению, я еще ничего для него не нашел.
— Не стоит беспокоиться.
— Передайте ему, чтобы не падал духом. Мы в конце концов что-нибудь придумаем…
Мартен не смел взглянуть в лицо своему другу. Опустив голову, он не вполне внятно пробормотал какие-то слова благодарности и рискнул из вежливости поинтересоваться, как поживает Мирей.
Кто он, Антон Павлович Чехов, такой понятный и любимый с детства и все более «усложняющийся», когда мы становимся старше, обретающий почти непостижимую философскую глубину?Выпускник провинциальной гимназии, приехавший в Москву учиться на «доктора», на излете жизни встретивший свою самую большую любовь, человек, составивший славу не только российской, но и всей мировой литературы, проживший всего сорок четыре года, но казавшийся мудрейшим старцем, именно он и стал героем нового блестящего исследования известного французского писателя Анри Труайя.
Анри Труайя (р. 1911) псевдоним Григория Тарасова, который родился в Москве в армянской семье. С 1917 года живет во Франции, где стал известным писателем, лауреатом премии Гонкуров, членом Французской академии. Среди его книг биографии Пушкина и Достоевского, Л. Толстого, Лермонтова; романы о России, эмиграции, современной Франции и др. «Семья Эглетьер» один роман из серии книг об Эглетьерах.
1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи.
Личность первого русского царя Ивана Грозного всегда представляла загадку для историков. Никто не мог с уверенностью определить ни его психологического портрета, ни его государственных способностей с той ясностью, которой требует научное знание. Они представляли его или как передовую не понятную всем личность, или как человека ограниченного и даже безумного. Иные подчеркивали несоответствие потенциала умственных возможностей Грозного со слабостью его воли. Такого рода характеристики порой остроумны и правдоподобны, но достаточно произвольны: характер личности Мвана Грозного остается для всех загадкой.Анри Труайя, проанализировав многие существующие источники, создал свою версию личности и эпохи государственного правления царя Ивана IV, которую и представляет на суд читателей.
Анри Труайя – знаменитый французский писатель русского происхождения, член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни книг, выдающийся исследователь исторического и культурного наследия России и Франции.Одним из самых значительных произведений, созданных Анри Труайя, литературные критики считают его мемуары. Это увлекательнейшее литературное повествование, искреннее, эмоциональное, то исполненное драматизма, то окрашенное иронией. Это еще и интереснейший документ эпохи, в котором талантливый писатель, историк, мыслитель описывает грандиозную картину событий двадцатого века со всеми его катаклизмами – от Первой мировой войны и революции до Второй мировой войны и начала перемен в России.В советское время оригиналы первых изданий мемуаров Труайя находились в спецхране, куда имел доступ узкий круг специалистов.
Вашему вниманию предлагается очередной роман знаменитого французского писателя Анри Труайя, произведения которого любят и читают во всем мире.Этаж шутов – чердачный этаж Зимнего дворца, отведенный шутам. В центре романа – маленькая фигурка карлика Васи, сына богатых родителей, определенного волей отца в придворные шуты к императрице. Деревенское детство, нелегкая служба шута, женитьба на одной из самых красивых фрейлин Анны Иоанновны, короткое семейное счастье, рождение сына, развод и вновь – шутовство, но уже при Елизавете Петровне.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
В сборник вошли ранние произведения классика английской литературы Джейн Остен (1775–1817). Яркие, искрометные, остроумные, они были созданы писательницей, когда ей исполнилось всего 17 лет. В первой пробе пера юного автора чувствуется блеск и изящество таланта будущей «Несравненной Джейн».Предисловие к сборнику написано большим почитателем Остен, выдающимся английским писателем Г. К. Честертоном.На русском языке издается впервые.
В сборник выдающейся английской писательницы Джейн Остен (1775–1817) вошли три произведения, неизвестные русскому читателю. Роман в письмах «Леди Сьюзен» написан в классической традиции литературы XVIII века; его герои — светская красавица, ее дочь, молодой человек, почтенное семейство — любят и ненавидят, страдают от ревности и строят козни. Роман «Уотсоны» рассказывает о жизни английской сельской аристократии, а «Сэндитон» — о создании нового модного курорта, о столкновении патриархального уклада с тем, что впоследствии стали называть «прогрессом».В сборник вошли также статья Е. Гениевой о творчестве Джейн Остен и эссе известного английского прозаика Мартина Эмиса.
Юношеское произведение Джейн Остен в модной для XVIII века форме переписки проникнуто взрослой иронией и язвительностью.