Палей и Люлех - [55]
А у нас на заводе было два человека — Василь Васильев и Василь Петров, — которые получали деньги за то, что они числились на должностях хитрецов-мыслителей. Хотя я и не должен сказывать, чем они занимались, да и завод держал это в строгом секрете, но весь город знал, что они половину жизни отдали на раздумье: как бы корову разрубить надвое, чтобы зад доить, а передок во щах варить. У Василь Васильева и Василь Петрова слава была так велика, что без них ни одно собрание и ни одно техническое совещание не обходилось. Для этих хитрецов-мыслителей в президиуме любого собрания специально ставили два стула, нужны они были здесь или не нужны. Без их речей и наставлений ни одна кошка не котилась в Туле. Они могли все: и хромого научить плясать. Их побаивались даже маститые конструкторы. Если кому-нибудь давали проектировать самую обыкновенную деревенскую телегу, то при обсуждении проекта он робел, как бы Василь Васильев и Василь Петров не вставили палки в колеса его телеги или же не предложили колеса разрубить пополам, чтобы они лучше катились.
Ну конечно, и на этот раз дело не обошлось без Василь Васильева и Василь Петрова. Но только, к их огорчению, Тычка не стал слушать советов.
А беспомощные всегда боятся уверенных людей и стараются чем-нибудь да опорочить их. В то время, когда мастер Тычка собирался задействовать к станку последние детали, хитрецы-мыслители взяли да и подменили их. Подкинули Тычке детали совсем от другого станка. Но Тычка был такой мастер, что у него даже с другими деталями заработал станок.
У Тычки учился мужичок-чудачок с косинкой-хитринкой на левый глаз. Он и молоток держал в левой руке. На заводе его так и прозвали Левшой. У Левши вид был настолько неказистый, что все думали, он и мастеровым будет неказистым. Да и Тычка учил его делать только гвозди.
— Сколько лет возле твоего фартука трется твой косой ученик? — с ухмылкой спрашивали Тычку другие мастера.
— Осьмой год скоро пойдет, — отвечал им Тычка.
— И для чего ты его держишь еще на гвоздях? Мы своих учеников давно научили кормить свои семьи.
— И только? — говорил Тычка. — А я хочу, чтобы он своими гвоздями сотворил чудо.
И Левша ими подковал блоху.
Учеников у Тычки был целый город, и все творили чудеса.
В Туле давно мечтали поставить памятник Левше. И однажды объявили конкурс на создание монумента легендарному умельцу. Вскоре со всех концов России посыпалось столько проектов, что у наших ценителей искусств кругом пошла голова. Один памятник был величественнее другого, и не знали, на котором остановиться.
А на оружейном заводе был паренек, способный и грамотный малый. Он добился того, что мог на торце спички укладывать сто подков и свободно расписываться на кончике иглы. И когда он свои работы показывал другим, ему говорили:
— Хорошо, но у Левши чуточку лучше выходило.
Однажды разозлился малый и сказал:
— Тогда покажите работы Левши; если они действительно достойны легенд, я берусь своими руками ему сделать памятник.
Молодые мастера засмеялись, а у стариков заскребло в душе. Слишком его слова показались им дерзкими.
А в Туле от работ Левши остался только один гвоздик, которым он прибивал подковы блохе, да и тот держали под семью замками.
Тогда старики вытащили этот гвоздик и сказали:
— На! Хоть месяц смотри, если сумеешь сделать что-нибудь подобное.
Малый взял у них сгоряча этот гвоздик и пошел домой.
Проходит месяц, он все не несет гвоздя.
— Ты не потерял? — спрашивают его.
— Нет, — отвечает он.
Еще прошел месяц. Парень даже не заикается о гвозде.
— Ох, покорежил, наверно! — теперь уже с беспокойством заговорили старики.
— Да нет, — опять отвечает малый.
— А почему не несешь?
Схватили его тогда за шиворот и потащили домой. Приходят, взглянули на гвоздик, он действительно покорежен. Что делать? Положили под увеличительное стекло, чтобы посмотреть, нельзя ли его снова выправить. Первый мастер только прильнул к стеклу и ахнул.
Оказывается, парень из этого гвоздя выковал самого Левшу.
И его работу признали самым лучшим памятником Левше.
Тычке тоже хотели поставить монумент в Туле, но пока не нашлось такого веселого умельца, который мог бы вылепить если не его самого, то хотя бы руки, умевшие из кандалов выковать невиданной красоты ожерелье и этим рассмешить целое государство.
Пусть для него служит памятником вечный перестук молотков, пробуждающий в людях любовь к созиданию.
