Палец - [5]
Стропильный каркас пару дней поливало дождями, но, стоявший с утра солнечный жар, успешно высушил балки. Аркаша стоял под скелетом имлел от восторга, представляя, как по утрам он будет открывать окно мансарды и любоваться рассветом, лучами пробегающими по дальним лескам, по кислотно-зеленому озеру и дальше по чернеющему полигону химического завода. И никаких тебе извращенцев на ближайшие пятнадцать километров.
На втором этаже был установлен циркулярный станок и подключен к проводке. Аркаша нарезал обрешетку и, пока мужики крепили ее к стропилам, да прокладывали рубероид, затащил в дом буржуйку и сварганил супец на бычьих костях. Мужики пристукивали ложками, да нахваливали похлебку, так хороша она была после проведенных в работе часов. А после обеда настал и Аркашин звездный час.
Начали снизу, как положено. Толик придерживал лист, а Аркаша исполнял коронку. Гвоздь за гвоздем. Закрутил, нажал, вошел. Аркашин волшебный палец, был быстрее любого молотка.
Когда уже пошли третьим рядом, Толик не выдержал и спросил, явно решив зацепиться с Аркашей языками на его вотчине:
— Я вот, Аркаш, который раз смотрю, и не врублюсь никак. Шляпки ж врезаться должны в палец-то.
— А у меня чувствительность отсутствует, как факт. А мозги присутствуют, как данность. Так что я такими вопросами не задаюсь, — не понравился Аркаше тон товарища.
— А с бабами как без чувствительности? Уничтожаешь? — продолжал Толик
— А с бабами по-разному, — усмехнулся Аркаша, Толик явно напросился, на ответ, — Тебе вот на меня никто не жаловался? А мне на тебя…
— Жаловались?
— Пожалеть хотели.
Семеныч, стоявший под кровлей, хмыкнул, успех явно был за укладчиком. Толик, скатился по лестнице и сделал вид, что пошел за новым листом гофры. Аркаша довольно продолжал давить гвозди.
— Ты своего соседа-то видел? — спросил вдруг Толик, на удивление спокойно, после явного поражения.
— Видел, нормальный вроде, — бросил Аркаша, не замечая, подвоха в вопросе.
— А ниче, что он Муси-Пусик? — уже с прямым вызовом спросил Толя
— Че? — на этот раз Аркаша наезд почувствовал, и если бы не узкая щель, между обрешеткой и листом — тут же без страха спрыгнул бы вниз и поговорил бы с Толиком поближе.
— Жопник он, — гоготнул Толик.
— С чего ты взял? — сдерживал себя Аркаша.
— Так они вон, — победно по-ленински указал Толя, — сосутся за домом, щас письку совать начнут.
Аркаша глянул на соседский участок и обомлел: на коврике, ни от кого не скрываясь, лежал очкарик и лобызал личность явно мужского пола. У Аркаши закрутило в желудке, кровь прилила к лицу, и зашевелились волосы на спине. В другой раз, он решил бы, что ему померещилось, но не может же галлюцинация быть массовой. Просто никак не укладывалось в голове, как так могло случиться, что убегая от вездесущего московского изврата, он столкнулся с ним здесь, в месте, которое по определению не могло привлечь гламурно-озабоченную часть московской агломерации. Его мечта осыпалась на глазах. Этому не бывать, решил он и повернулся к лестнице, чтобы слезть с крыши и разобраться с образовавшимся несоответствием. Но лестницы не было. Толик, наглым победоносным взглядом смотрел на него снизу вверх.
— Аркаш, а ты че любитель посмотреть да? Специально выбирал поближе, чтобы лишних глаз не было, — жалил его Толик, — Семеныч, Аркаша-то у нас оказывается петух. И место се нашел зачетное. Петухов же на конек садят?
— Петухов садят на кол, — сказал Семеныч, — но я бы на твоем месте заткнулся и вернул лестницу.
— А нехрена было моих баб трогать, тоже мне царь горы нашелся, вот пусть теперь сидит и смотрит, как петухи спариваются, мож научится чему.
Пока Толик внизу балаболил, Аркаша раскидывал мозгами. Отмудохать пацанка проблемы не решит, укладчик, может и позволил бы себе такую роскошь, да наличие Семеныча не позволяло проявить слабость. В бригаде бы не поняли. Малолетка переиграл его, удачно воспользовавшись моментом, что собственно и делал всегда сам Аркаша в сторону Толика. С тем, что происходило на соседском участке, нужно было разбираться сейчас.
Одним движением руки Аркаша оторвал доску обрешетки, с хрустом разорвал ее пополам и прицельно замахнулся в сторону лобызающихся. Вэтот самый момент туша его стала по инерции скользить по крыше и доска пошла мимо цели. Она звучно врезалась в окно соседского дома, разбрызгав во все стороны стекла. Целующиеся подскочили, как ужаленные и спрятались за угол дома. Аркаша раскатисто захохотал.
— Э слышь, жопники, вы че охренели совсем! В курятник слились и там петушитесь!
Юра показался из-за угла:
— Извините а мы вам че чем-то помешали?
— Вид портите
— ну вообще, это как-бы частная собственность, — присоединился к Юре его партнер, — Это наша земля че хотим то и делаеми.
— А ты где правдорубка такая еврейская выискалась?
— Это не ваше дело, — продолжал второй, хотя Юра уже тянул его в дом.
— НЕ мое? — наигранно удивлялся Аркаша — А про закон против гомосятины слышал?
— А где тут несовершеннолетние?
— А вот стоит, — кивнул Аркаша в сторону Толика, — еще и даун, так что вас на пятнадцать лет закрыть можно.
— А вас на сколько? За посягание на частную собственность, — Юра все пытался закрыть болтливому рот рукой, но тот не поддавался.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.