Паладины - [92]

– Сюда!

Шейх уверенно вел всех дальше.

Сзади послышался возмущенный гул: проход закрылся через несколько мгновений после того, как последний из отряда вступил под своды пирамиды. Сработала чудесная автоматика или магия неизвестных мастеров.

Пройдя большую комнату и поднявшись по длинному коридору, люди попали на развилку. Влево шла большая галерея, уводившая еще дальше вверх. Справа начинался горизонтальный проход в большую залу с высокими сводчатыми потолками. Проводник повел их именно туда.

Помещение было около сорока шагов в диаметре. В центре его на высокой подставке пульсировал багровый камень странного вида размером с голову человека.

– Шам![94]

Ибн-Саббах выдохнул слово, как будто коснулся чего-то запретного.

Костя присмотрелся к проводнику. Щеки немолодого посвященного розовели, глаза горели нездоровым блеском. Обстановка изменила холеного и всегда уравновешенного араба.

– Где установка? – тихо спросил Горовой.

– Где идолы?! – проревел Венегор.

Фламандец был залит своей и чужой кровью, но не потерял огня в глазах. То один, то другой воин отставал от общей массы, чтобы заглянуть в открывающиеся по ходу движения комнаты. Врага не было, значит, наступала самая приятная часть войны – сбор добычи.

Ибн-Саббах махнул рукой в сторону галереи, и большая часть крестоносцев устремилась туда. Через несколько секунд топот ног сменился шумом короткой схватки. Лязганье железа затихло, послышались торжествующие вопли. В залу вбежали несколько кнехтов с золотыми брусками в руках:

– Там сокровищница! Идолы! Блюда и каменья!

Почти всех, кто еще оставался рядом с предводителями, вмиг как ветром сдуло. Лишь русичи, пара рыцарей и несколько выживших мятежных посвященных остались рядом с шейхом, пока тот споро нажимал значки, выбитые на постаменте пульсирующего камня. Араб тихо бормотал что-то себе под нос, будто считалку или детскую песенку. После очередного тычка раздался скрежет и часть стены отошла в сторону.

Первым в открывшийся проход пошел сам ибн-Саббах, затем русичи и горстка воинов, оставшихся при них. Последними преодолели дверной проем выжившие твари и арабы. Даже встав на путь сопротивления, они все еще почитали своих богов и их заветы. Было видно, что идти вперед им физически тяжело.

В комнате был только стол, на котором стояла какая-то тумба с характерным металлическим отливом.

– Подставка под статую!

– Гак!

Возгласы вылетели одновременно. Русичи и воины шейха потянули руки к желанному трофею и остановились.

Улугбек повернулся к исмаилиту:

– У нас договор… – Ученый ткнул стволом дымящегося револьвера в сторону постамента. – Мы шли за этим…

Шейх успел привести свои эмоции в порядок:

– Конечно, дорогой друг… Я помню все, о чем мы условились. И ваше право для меня священно.

Казак погладил постамент, исписанный клинописью:

– Мой!

Ученый повернулся к шейху:

– А то, что статуи нет, – это поправимо?

Ибн-Саббах легкомысленно пожал плечами:

– Главное – есть инициатор!

Он поднял со столешницы жезл, увитый медными лепестками. Маленький камешек, вделанный в его навершие, загорелся.

– Не думала, что ты решишься…

На голос все обернулись. Толстая неповоротливая старуха, неизвестно откуда появившаяся в проходе, укоризненно качала головой.

Дальше события развивались стремительно.

Посвященные, включая шейха, и крестоносцы, обнажив оружие, рванулись на безобидную фигурку женщины, но через мгновение рухнули с широко открытыми ртами, так и не добравшись до цели… от одного взмаха руки старухи. А та все так же стояла в проходе, опираясь одной рукой на клюку, а вторую подняв над головой. Маленький кулачок замер в воздухе, а вокруг нее лежали… куклы, у которых кукловод обрезал веревочки. Именно такая картинка мелькнула в сознании Малышева при взгляде на скорчившиеся тела людей.

Если одна старушка может так вот запросто управиться с десятком вооруженных мужчин, то понятно, почему внутри так мало стражи.

Горовой вскинул руку с револьвером, прицелился в бабульку, спокойно стоящую под дулом, скрежетнул зубами, но так и не выстрелил.

– Мне объяснит кто-нибудь, что тут происходит?! – Голос Улугбека Карловича был спокоен.

Старуха усмехнулась и опустила кулак. Она разглядывала русичей с таким же удивлением, как и они ее.

Малышев скосил глаза на одного из людей шейха, лежащего у его ног. Тот дышал, глаза были открыты, но пусты и безжизненны.

– Что с ними?

Женщина устало присела на невесть откуда появившийся табурет.

– Так вот оно что… А я все думала, зачем тебе гаки? – Она потерла старческие кисти с набухшими венами, перевела взгляд на русичей. – У вас, наверное, много вопросов. Так он сейчас на все и ответит. – Она ткнула пальцем в подъесаула.

Тот дернулся, как от удара, тело Горового свела судорога, боль исказила лицо до неузнаваемости.

Бабушка закончила растирать руки и недовольно топнула ногой. Фигура казака подернулась пеленой, воздух вокруг тела затрепетал, искажая картину. Костя и Улугбек удивленно таращились на происходящее.

Кубанец упал на колени. Его сотряс спазм, еще один, потом, после коротких судорог, с пола поднялась незнакомая фигура. Вместо грузного подъесаула на середине залы стоял невысокий стройный юноша. Черные курчавые волосы струились по покатым плечам, из-под густых бровей яростно блестели глаза.