Паладины - [86]

Арабы быстро наладили две подвесные люльки, на которых довольно споро вытягивали из каменной ловушки раненых и живых христиан.

К полудню наверх перебралась уже половина отряда. Несмотря на полученную помощь, крестоносцы с опаской присматривались к своим новым союзникам. Впрочем, как и те к ним.

С бунтующим шейхом пришло около трех десятков человек. Почти половина из них были воинами его родового клана, с виду – обычными арабами, но большинство составляли ушедшие в «подполье» посвященные. Некоторые из них вызывали оторопь у благочестивых Христовых воинов, например, пара глыбообразных здоровяков с непропорционально малыми головами, приземистый бородатый крепыш, вроде тех, с кем бились здесь прошлой ночью, клыкастая образина с зеленоватой кожей, несколько высоких альбиносов с глазами на пол-лица. Свой отряд шейх собирал по ходу движения – каждый день после выхода из селения к ним присоединялись один или два новых воина.

Если бы не раны и чудовищные потери, Горовому было бы не избежать бунта. Но дубины ночных тварей смирили горячий норов франков. Кнехты зыркали, но верили, что перед ними не враги. Пока верили.

– Когда кто-то из его осведомителей сообщил, что вас заманивают в ловушку, Гассан сразу собрался на выручку. – Сомохов следил за тем, как двое слуг жарят на вертеле разделанную тушу барана.

Раненых крестоносцев осматривал пришедший с шейхом лекарь. Тех, кто мог вытерпеть небольшой переход, укладывали в гамаки, привязанные между лошадьми. Тяжелораненых перевязывали на месте, окуривали их дымами, отпаивали загодя приготовленными отварами и заставляли глотать пилюли. Седобородый араб, целитель из Хорезма, заявил, что четверо из тех, кого уже подняли наверх, не доживут до утра, но остальных он выходит.

Костя посмотрел на шейха, руководящего подъемом христианского воинства. Не походил вождь бунтовщиков на доброго самаритянина.

Видимо, то же подумал и Горовой.

– Чего ему надо?

Сомохов пожал плечами:

– Я уже слышал, ну а вам он повторит сам.

Шейх не заставил себя ждать. В развевающемся халате, с поясом, из-за которого торчали сразу три рукоятки кинжалов, предводитель бунтовщиков походил на мечущуюся перед прыжком пантеру. Из-под золоченого шлема гневно рвалась пылающая в глазах ярость.

– Не думал я, что вас так легко можно убить. Казалось мне, что франки получше переносят ночи в горах! За сутки потерять семь десятков отличных воинов?!

Горовой скрипнул зубами:

– За две ночи…

Ибн-Саббах подождал, но подъесаул не стал развивать эту тему.

– Все равно… Если это все, кто у вас остался, то мы зря проделали такой путь. Нас все еще мало для штурма цитадели.

Костя подобрался:

– Так капище все-таки существует?

Шейх склонил голову набок:

– А вы сомневались? И проделали такой путь?!

Малышев стушевался.

– После такого… – Он обвел площадку руками.

Вся она была устлана телами. Раненые лежали вперемежку с теми, кто не дожил до прихода помощи. Немногие способные передвигаться самостоятельно или шли к лекарю, или помогали команде, поднимающей из котловины соратников.

Ибн-Саббах поджал губы. Ситуация его раздражала, но отказываться от объяснений он не стал:

– Мы с вашим другом заключили договор. Он помогает мне в моей борьбе, я ему – в возвращении домой. Наши пути совпадают – и мне и вам нужно одно и то же.

Он присел на валун.

Разговор велся на русском, отчего подбредающие к ним крестоносцы только раздраженно качали головами и отходили.

Шейх продолжил:

– Капище недалеко отсюда. И установка пока там. Я это знаю точно… Но с теми людьми, которые есть у меня и остались у вас, взять этот приз будет невозможно. Гагиинары – прекрасные строители. Горы – их вотчина. У себя они будут почти непобедимы. – Он еще раз испепеляющим взором окинул тела распластавшихся на скалах крестоносцев. – А воинов я здесь вижу… мало!

– Гагии… Кто? – вопрос вырвался у Кости и Тимофея Михайловича одновременно.

Гассан ткнул пальцем в уродца из его отряда, помогавшего остальным:

– Этот народ боги создали для работы в своих шахтах. Когда создатели разочаровались в людях, они начали экспериментировать. Все мы – жертвы этих опытов. – Глаза шейха сверкнули. – Гагиинары… Гаги верны Перворожденным и будут с ними до конца. В них вложено слишком много покорности, слишком мало желания думать. Сурнок служит мне, потому что я – его хозяин. Меньше их любят свободу только магалаши, такие здоровенные образины, которые только и могут, что тачки в темноте возить и коридоры своими тушами перегораживать.

– Гоги и магоги?

Ибн-Саббах удивленно посмотрел на ученого:

– Их иногда зовут гаги и малаши… Но гоги и магоги? Вы слышали о них?

Археолог молчал, о чем-то усиленно думая. Губы Сомохова беззвучно шевелились, будто он дискутировал сам с собой.

– В Ветхом Завете все не так.

Ибн-Саббах презрительно скривил губы:

– Книги… Один услышал, рассказал второму, третий записал…

Шейх отвернулся от задумавшегося ученого и сказал Горовому:

– В крепости почти двести гагиинаров, и один Аллах знает, сколько магалашей. А у нас…

Тимофей Михайлович упрямо наклонил голову:

– В долине у горы – еще сотня. Если их не вырезали, как нас.

Лик шейха посветлел.