Палач и Удав - [2]

Он вообще храбрый малый, мой Матиш, если слово «малый» уместно в отношении неохватного сорокалетнего детины ростом в сажень с четвертью. Должно быть, профессия наложила свой отпечаток на личность, поспособствовав философскому взгляду на вопросы жизни и смерти. Так или иначе, мне с ним повезло. Выяснив, что выбор перед ним небогатый — либо договориться со мной по-хорошему, либо провести остаток жизни в подвалах собственного сознания без зрения, слуха, осязания, обоняния и прочих ниточек, связывающих с действительностью, — Матиш легко принял единственно верное решение. Чем заслужил дополнительную толику моего уважения, поскольку подавляющему большинству моих прошлых убийц не доставало ума сообразить, что одолеть меня (с моим-то опытом!) у них нет ни единого шанса.

Посему я счёл правильным подсластить пилюлю, пообещав обеспечить ему дворянство и праздную жизнь в собственном поместье — до тех пор, пока приобретённая благодаря излишествам подагра не замучает его до такой степени, что он возмечтает об освобождении. Только тогда — не раньше — я выберу себе очередного подходящего убийцу, который отправит бывшего палача на встречу с Великим Духом, а мне предоставит новое земное обиталище.

Оценив перспективу, в очередной раз впечатлённый Матиш предложил мне перейти к делу, а именно — объяснить принципы нашего мирного сосуществования и рассказать о наших ближайших планах. Научив его передавать мне управление телом и открыв преимущества положения безответственного наблюдателя, я сообщил палачу, что в ближайшее время мы будем заняты разоблачением подлеца, отправившего меня на эшафот. И — заодно — спасением короля. Может быть, и не стоило бы тратить усилия на человека, с легкостью поверившего в виновность родного брата, но, при всех недостатках Вельсгрима, король из него получится неплохой, всяко лучше, чем из подлого интригана и убийцы. Кроме того, разоблачение мерзавца, нацелившегося на корону, — лучшая возможность заработать дворянство и поместье, где нам предстоит коротать дни в праздности и довольстве. Матиш согласился и выразил желание ознакомиться с условиями задачи. Я охотно пошёл ему навстречу.

* * *

Коронацию назначили на десятый день после похорон Тальбора четвёртого, отца Вельсгрима и Вальдграма. Я, тогда ещё — герцог Вальдграм, рассудил, что глупо тратить шесть дней на дорогу до герцогского замка и обратно, и остался в столице. Вместе с супругой, пребывание с которой под одной крышей неизменно действует на меня, как дешёвое вино. Поначалу (если не обращать внимания на вкус) всё славно, а чуть переберёшь — тошно до одури. Поэтому я нашёл себе множество неотложных дел вне дома и так «заработался», что забыл заблаговременно приобрести брату и его супруге подарки ко дню коронации.

Буквально за два часа до выезда во дворец ко мне в особняк явился спешно вызванный ювелир, у которого я выбрал набор гребней и заколок для королевы и табакерку для короля. Признаюсь, выбор табакерки для человека, который не нюхает табак, не самая удачная шутка, но мне не хватило времени, чтобы придумать что-нибудь получше, а отступить от старой доброй традиции и не подразнить Вельса было выше моих сил. К тому же, подари я ему что-нибудь уместное, он бы наверняка не на шутку перепугался, так что этот подарок был, если хотите, проявлением братской заботы.

Ювелир уложил отобранное мной в шкатулки, а затем — в бархатные футляры и откланялся, я же, оставив подарки на столе в кабинете, пошёл в сопровождении лакея в туалетную комнату переодеваться. Супруга моя в компании двух камеристок занималась тем же самым у себя. Закончив, мы велели привести сына с няней и немедля отправились во дворец. Футляры с подарками мажордом подал мне, когда мы уже сидели в карете.

Левое крыло дворца издавна отведено так называемой большой королевской семье, куда входят тётки, дядья, братья, сёстры и кузены короля вместе со своими супругами и детьми. Помимо личных покоев для всех членов семейства, там имеется несколько общих залов для разного рода увеселений. В том числе — «приватный» зал, особенность которого заключается в том, что туда не имеет права заходить никто из посторонних, включая слуг, когда внутри находится хотя бы один представитель королевской семьи. Уборка, подача закусок, напитков — всё это происходит в отсутствие особ королевской крови, с появлением которых у единственной двери в зал занимают пост гвардейцы караульной службы дворца.

Когда мы с Сольдиной, оставив сына на попечении няни, вошли в приватный зал, там уже томились в ожидании кузен Ольдгрен (старший сын его высочества Хардина, дяди и главнокомандующего короля) и его жена Тальзина. Я положил подарки на специальный столик, сказал пару любезных банальностей Тальзине, которая сидела рядом, и отошёл поиздеваться над Ольдгреном. Моя супруга присоединилась к Тальзине. Спустя несколько минут в зале появился дядюшка Хардин, поприветствовал всех, подошёл к дамам справиться о самочувствии Тальзины (она ждёт второго ребёнка, как надеется Ольдгрен, на этот раз — мальчика), а потом включился в нашу забаву. Хотя я неизменно раздражал дядюшку, собственный первенец раздражает его ещё сильнее, поэтому в нашей маленькой пикировке он принял мою сторону, и вместе мы за каких-нибудь пару минут довели Ольди до предпоследней стадии бешенства, когда у бедняги опасно багровеет физиономия и отнимается язык. Тем временем Сольдина решила принести своей собеседнице, пожаловавшейся на жару, стакан лимонада. Но ждать Тальзине пришлось долго, потому что у столика с напитками Сольдину задержал Ольдгрен, подошедший подкрепить силы бокалом чего-нибудь покрепче, а на обратном пути мою супругу перехватил дядюшка Хардин, коего я мигом одолел в словесном поединке, как только ретировался разбитый нами на голову Ольди. Потом прибыла тётка Арлена с супругом — глухим, как пень, герцогом Маринольским. Герцог, изобразив общий поклон, тут же устремился к дяде Хардину, а тётушка (единственный член семьи, который ко мне благоволил) подхватила меня под руку и повела к Ольдгрену, сказав, что соскучилась по обществу племянников. На самом деле, я уверен, соскучилась она по словесным дуэлям, в которых я разделывал кузена под орех, так что пришлось бедняге Ольди ещё раз побыть оселком для оттачивания моего остроумия. На этот раз он сдулся ещё быстрее, чем прежде, и удрал под защиту супруги и Сольдины. Но наслаждался их обществом Ольди недолго. Глухой герцог, не подозревая, что его могучий бас гремит на весь зал, начал рассказывать Хардину восхитительно скабрезную байку. Младшие дамы немедленно вспомнили о спешных делах и удалились. Моя дорогая тётушка, невозмутимая, как владелица портового кабака, завела со мной разговор о принце Тальборе, единственном ребёнке и наследнике Вельсгрима. Его восьмилетнее высочество, словно почувствовав, что ему перемывают кости, появился в зале собственной персоной несколько минут спустя. Вместе с наставником, который по малолетству принца обязан везде его сопровождать и потому имеет право заходить в приватный зал даже в присутствии других членов королевской семьи. Ворвавшись к нам, Тальбор приветствовал всех родственников разом и тут же устремился к стоящему у столика с подарками Ольдгрену, которым всегда восхищался. (В его возрасте естественно восхищаться физической силой, тем более что умом бедняжка-принц и сам слабоват). Тётушка при виде ребёнка несколько подрастеряла свою невозмутимость и попросила меня отвлечь её супруга от рассказа пикантной истории, а сама направилась к наставнику его высочества. Дядя Хардин, утомлённый своим собеседником, присоединился к ним, как только я подошел к герцогу с дощечкой и грифелем, которые специально ношу с собой для общения с тётушкиным супругом. Герцог послушно переключился на подброшенную мной тему соколиной охоты. Ольдгрен, услышав в разговоре отца и тётки с наставником принца что-то его заинтересовавшее, оставил его высочество и тоже подошёл к его преподобию. А минуту спустя несчастный духовник, заметив, что его подопечный дал волю вульгарному любопытству и самым бесцеремонным образом копается в подарках, предназначенных королю и королеве, издал громкое восклицание. Захваченный врасплох принц выронил шкатулку, в которую собирался сунуть нос, шкатулка, упав, распахнулась, и оттуда выкатилась моя (то есть Вельсова) табакерка. За сим все, кроме меня, заговорили разом. Герцог выразил желание взглянуть на изящную вещицу поближе, Ольдгрен и дядя с редким единодушием набросились на меня с упрёками в шутовстве, тётушка выразила легкое неодобрение, сказав, что моя шутка грубовата, принц оправдывался перед его преподобием, кивая на Ольдгрена, который «начал первым». Духовник, отвечая ему что-то наставительное, подошёл, нагнулся, поднял королевский подарок, а через мгновение вскрикнул, выронил табакерку и упал сам. Замертво. Позже, уже после коронации, нам сообщили, что наставник его высочества поранил палец о зубец оправы одного из камней, украшающих табакерку, и придворный алхимик, заподозрив неладное, исследовал её на предмет быстродействующих ядов. Успешно. Исследование выявило субстанцию, которая получается при выпаривании сока арцинии, южного растения, ядовитого до такой степени, что садовники работают с ним исключительно в перчатках. При попадании непосредственно в кровь её сок убивает мгновенно, а через неповреждённую кожу — за четверть часа. Или за неделю, если возиться с растением по паре минут в день. Для того чтобы сообразить, куда дует ветер, особого ума не требовалось, тут и Ольдгрен справился бы. Табакерку принёс я, арцинии, среди прочего, выращивают в моей столичной оранжерее, в случае смерти короля я стал бы главным претендентом на регентство — как первый, после принца Тальбора, престолонаследник. А учитывая, что Тальби слабоват головой — говорить начал в четыре года, а в свои восемь не только не научился читать, но и буквы знает не все, — регентство мне светило пожизненное. Вельсгрим, которого я успешно дразнил с тех пор, как обосновался в теле его пятнадцатилетнего братца-убийцы, вряд ли поверил бы мне на слово, а знакомство с методикой ведения допроса в королевских подвалах меня не прельщало. Поэтому я, ко всеобщей радости, стыдливо прикрытой негодованием, публично признался в злоумышлении на жизнь его величества и был препровождён в камеру для смертников из королевской фамилии.