Палаццо Дарио - [35]

– Спасибо, Мария, – сказал Рауль Госпик своим бархатным голосом, который звучал нежно, как напев гондольера.

Но, подавая ему серебряную сахарницу, она увидела, какими ледяными глазами он смотрел на нее, словно компенсировал этим лживость своих слов.

– Не ваш уровень, – предупредила Мария Фабио, оставшись с ним как-то наедине.

– Что ты такое говоришь, Мария! Да, Рауль простой парень, но может лучше многих специалистов по живописи отличить работу Тьеполо.

Фабио был в восторге от Рауля и отметал все предупреждения и Марии и Марчеллино, который пытался раскрыть ему глаза еще настоятельнее Марии. Что-то было в Рауле, что тронуло самую чувствительную и скрытую точку существа Фабио. Из нее разливалось тепло, пробуждавшее в нем жизнь, как весеннее венецианское солнце. Любовь к Раулю свела его с ума.

Однажды вечером, уставший от долгих, мучительных переговоров о старинной венецианской люстре, которую хотела продать графиня Фоскари, Фабио делле Фенестрелле вернулся домой в Палаццо Дарио. Мария ждала его у тяжелых дубовых входных дверей.

– Марчеллино ждет вас в салоне Мохамеда, – сказала она.

Фабио удивился. Марчеллино уже давно не заходил к нему. Он был обижен, страдал от того, что Фабио был погружен в свою новую любовь. Он не бывал в Палаццо Дарио с тех пор, как там поселился Рауль Госпик. Фабио взбежал по мраморным ступеням. Салон Мохамеда сиял в свете старинных канделябров золотым светом. Там никого не было.

– Марчеллино? – позвал Фабио и прошел несколько шагов по коридору, стены которого были обиты желтым атласом и блестели.

Никто не ответил. Странно. Он прошел в библиотеку. Снизу, снаружи, со всемирно известного Большого канала долетал щемящий сердце напев гондольера. Фабио прислушался – звучала «funiculi-funicula». Ни Марчеллино, ни Рауля нигде не было. Может, Мария ошиблась? Фабио решил сначала принять душ и пошел в свою любимую роскошную ванную, отделанную розовым веронским мрамором. На пороге он замер. Рауль и Марчеллино стояли обнявшись у розовых мраморных колонн. Рауль обнажил свою гладкую грудь, лицо Марчеллино выражало крайний восторг. Они мгновенно отпрянули друг от друга, словно над ними грянул гром.

– Рауль? Марчеллино? Что вы здесь делаете?

Фабио схватился за сердце, которое внезапно заледенело, как венецианская лагуна зимой. На его глазах выступили слезы, прозрачные и сверкающие, как кристаллы льда.

– Ничего, – ответили они в один голос.

– Я только хотел дать понюхать Марчеллино твой любимый парфюм, – смущенно сказал Рауль.

– Да, я никак не мог вспомнить его название, – краснея, вторил ему Марчеллино.

В этот миг холодное проклятие коснулось Фабио. Он не знал, как ему отнестись к этой сцене, и не подозревал, какой мрачный поворот уготовила ему судьба всего через несколько недель.

Около семи часов вечера он вернулся домой после лодочной прогулки с друзьями по всемирно известной лагуне. Но ни элегантная лодка, ни жаркий летний день, ни веселые улыбки друзей не могли развеселить Фабио с тех пор, как собственная гордость заставила его выгнать Рауля из Палаццо Дарио. Какое предательство! Его сердце разрывалось. Он запретил Раулю даже попадаться ему на глаза. Решение он принял без колебаний. Но горе, печаль и боль, которые обрушились на него при этом, были такой неизмеримой глубины и жгучей горечи, что избавиться от них он не мог. Мария, как всегда ожидавшая его в дверях, знала это. Тем тяжелее было ей сообщить ему: «Рауль Госпик целый день спрашивал вас».

– Да? – удивился Фабио, и Марии показалось, что его голос прозвучал особенно отчаянно и тоскливо.

– Он хотел зайти позже.

– Ага, – дрожащим голосом произнес Фабио и отвернулся.

Он пошел в библиотеку, собираясь полистать старинные рукописи из своей коллекции.

У дверей тоненько зазвонил колокольчик. Мария заторопилась вниз по мраморным ступеням. Открыв массивную дубовую дверь, она столкнулась взглядом с острыми глазами Рауля Госпика. Он, не поздоровавшись, прошел мимо нее и молнией понесся по начищенному паркету в библиотеку. С громким скрипом закрылась за ним тяжелая старинная дверь. Мария поспешила за ним. Она прильнула ухом к двери, ее сердце колотилось. Сначала было тихо, затем она услышала голос Фабио, тихий и срывающийся, как никогда раньше: «Ты слишком вообразил о себе, Рауль, если решил, что был для меня чем-то большим, чем милым развлечением!» Затем слышалось то бормотание, то отчаянные вопли, вновь тишина… и дверь распахнулась. Рауль пробежал мимо с перекошенным лицом. Мария бросилась вслед за ним, но, потеряв его на Кампо Барбаро, пошла уже медленно и повернула к себе домой. Она побоялась встретиться с взбешенным Фабио делле Фенестрелле.

Когда утром следующего дня Мария пришла во дворец, там было тихо. Она испугалась. Повязав фартук, она прошла через библиотеку в спальню. Там она нашла Фабио. Его роскошная широкая кровать была, как обычно, гладко застелена, только один угол парчового покрывала был окровавлен.

Красавец Фабио жестоко поплатился за свою любовь. Он лежал в огромной кровавой луже, на его элегантных белых брюках была кровь, галстук тоже был в пятнах крови, рубашка, свежевыглаженная вчера, выбилась из-под брюк. Судьба не дала ему шанс достойно выглядеть, уходя из жизни, а для него всегда так много значил внешний вид!