Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939 - [13]
С подобным скепсисом историки, конечно же, не могли примириться. Так, Георг фон Раух в своей «Истории большевистской России»[90] нарисовал — правда, лишь для периода, начинавшегося последними днями мая 1939 г., — схематическую «картину постепенного встречного движения германской и советской дипломатии... осторожных поисков и зондажа поначалу чиновниками низкого ранга, доверительных бесед и намеков, которые в конце концов вылились в официальные переговоры ответственных политиков, закончившиеся принятием в августе того же года окончательного решения».
Дипломатии в этих рассуждениях приписывается более активная роль, чем та, которая ей обычно присуща в области внешней политики в период расцвета диктаторского тоталитаризма[91]. Подобная точка зрения занимает видное место в многочисленных, уже упоминавшихся здесь исследованиях предыстории и процесса возникновения пакта Гитлера — Сталина. Но лишь немногие историки пока по достоинству оценили мнение участников тех событий, которые отстаивают четвертый тезис, согласно которому инициатива исходила от германской дипломатии.
IV тезис: инициатива исходила от германской дипломатии
Д.К.Уатт в своих систематических анализах счел необходимым провести различие между «теми, кто проявлял инициативу, и теми, кто принимал решения»[92]. Непосредственные свидетели, а также исследователи тех событий неоднократно указывали на большую работу, выполненную германской дипломатией в России при подготовке пакта о ненападении. Из сотрудников германского посольства в Москве прежде всего Густав Хильгер[93] подчеркнул активную роль ориентировавшихся на Россию сил отдела экономической политики министерства иностранных дел (Виль, Шнурре), а также посла графа фон Шуленбурга. Кроме того, Хильгер и Ганс Херварт фон Биттенфельд[94] описали первые шаги посла и его сотрудников к германо-советскому сближению.
Давний знакомый Шуленбурга министр иностранных дел Румынии Григоре Гафенку, занимавший этот пост с ноября 1938 г., а в июне 1940 г. назначенный послом в Москву, в 1944 г. в швейцарской эмиграции, характеризуя германского дипломата, заявил, «что он обладал качествами, отличными от тех, которые Вильгельмштрассе требовала от своих послов». В первые четыре года его деятельности, во время которых Шуленбургу пришлось представлять в Москве враждебное агрессивное государство, он постоянно проявлял «неисчерпаемое терпение. Он ждал своего часа...». Договор о ненападении — при подобных обстоятельствах «чудо... которому он способствовал более, чем кто-либо»[95] — ознаменовал собою кульминационный пункт его активной дипломатии мира.
В работе «Внешняя политика Советской России в 1939-1942 годах»[96], вышедшей в том же 1944 г., американский историк Дэвид Даллин также подчеркнул, что долгое время «в Германии Гитлер являлся главным препятствием на пути русско-германского сближения», тогда как Сталин скорее был готов к сближению при условии, что предложения германской стороны не представляют собой замаскированную ловушку. Даллин отмечает важную роль Шуленбурга как незаменимого посредника и пишет: «Германскому послу Вернеру фон Шуленбургу было предопределено самой судьбою играть видную роль... Этого красивого и умного дипломата старой школы Москва не подозревала в приверженности антисоветской политике новых правителей Германии. Он не делал секрета из того, что нацистский режим и его политические методы вызывали у него отвращение».
После получения известия об обстоятельствах насильственной смерти Шуленбурга в ходе подавления движения 20 июля 1944 г. к оценке Даллина присоединился английский эксперт по Германии и России Джон Уилер-Беннетт. В опубликованной в 1946 г. статье «Двадцать лет русско-германских отношений (1919 — 1939)»[97] он указал на ту роль, которую сыграли некоторые советники Гитлера, выступавшие за германо-русское сближение и боровшиеся против «политики откровенного двурушничества и неискренности на предстоящих переговорах». Крупнейшим из «советников Гитлера... которые, вероятно, искренне стремились проводить прорусскую политику», автор назвал «германского посла в Москве графа фон Шуленбурга, ученика Мальцана и Брокдорф-Ранцау, едва ли не последнего представителя провосточной ориентации в министерстве иностранных дел Германии. Для Шуленбурга идея подписания с Россией договора о ненападении олицетворяла собой возврат германской внешней политики в лоно здравого смысла гениального Бисмарка, и свою роль в этой драме он несомненно сыграл с подлинным усердием, прямотой и энтузиазмом, не замышляя вероломства».
В годы войны Даллин и Уилер-Беннетт работали в разведывательных органах своих государств, где занимались германо-русскими вопросами и потому были в курсе тайных усилий германской дипломатии в отношении России. A fortiori то же самое относится и к Уильяму Лангеру, руководителю секции исследований и анализа отдела СССР в Управлении стратегических служб США. Он не только в течение многих лет тщательно следил за развитием германо-русских отношений, но и во время войны играл одну из главных ролей в обеспечении предусмотренного соглашением сотрудничества американской и советской разведок. В подготовленном вместе с С.Эвереттом Глисоном в начале 50-х годов исследовании об американской внешней политике в условиях международного кризиса («Вызов изоляции. 1937 — 1940»
