Пагуба. Переполох в Петербурге - [85]

– А с какого времени?

– Кажется, с тридцать четвертого года.

– С тридцать четвертого года? – переспросила Дрезденша. – Значит, как раз после смерти короля Августа Второго. А знаете что, дружочек мой, – вдруг точно с радостною находчивостью вскрикнула Дрезденша, пристально взглянув на молодую девушку, – ведь вы похожи на покойного короля! Какой он был красавец в молодости!

Клара смешалась, опустив вниз глаза.

– Ах, какой он был красавец в молодости! – повторила Лихтер. – Сколько девиц и замужних дам он свел с ума! Счета им нет! Вы, конечно, замечанием моим обижаться нисколько не можете. Если вы не знаете вовсе ваших родителей, то, разумеется, лучше всего предположить, что вы по крови не какая-нибудь простолюдинка, мещаночка или даже шляхтяночка, а королевская дочь. Да, верно, оно так и есть: и ваша наружность, и ваша осанка, и ваша походка говорят о вашем высоком происхождении.

Девушка смешалась теперь окончательно, но не от стыда, а от появившейся в ней своего рода гордости. Но вместе с тем она подумала о том печальном положении, в каком она находилась, живя по милости помогавшей ей баронессы и не имея в виду ровно ничего.

– Если бы догадки ваши были справедливы, – грустно проговорила она, – то, наверное, я не была бы брошена на произвол судьбы. Отец мой, значит, был очень богатый человек и непременно обеспечил бы меня на всю жизнь.

– Как же! Не таковский был покойный король! Скольких он оставил и сыновей и дочерей в безвестности и нищете. Слышали вы когда-нибудь об Анне Ожельской?

– Что-то слышала, но хорошенько теперь не помню. Да и к чему этот вопрос?

– Да к тому, что ваше положение напоминает мне ее судьбу, только будущность ваша, кажется, не такая, как судьба Анны. А, впрочем, кто знает? Может быть, она будет еще более блестящей. Часто с людьми случается то, что они вовсе не ожидают, а на внезапную перемену вашей участи у вас все-таки есть кое-какие надежды.

Клара с вниманием прислушивалась к словам своей новой знакомки.

– Вот Анна Ожельская была дочь короля от француженки Генриетты Дюваль, замечательной красавицы, на которую смотреть съезжалась в свое время вся Варшава, но король был страшный ветреник и, вскоре расставшись с Генриеттой, позабыл и дочь ее Анну, которая и не думала вовсе, что она королевская дочь. Никто ей не говорил об этом и даже не намекал. Так и прожила она до девятнадцати лет. Был, однако, у Анны брат, граф Рутовский, сын короля от пленной турчанки Фатины. Вот этот-то граф, проведав случайно о существовании Анны, нашел случай представить ее королю, который и признал Анну своею дочерью по ее поразительному сходству с Генриеттой. Король дал ей фамилию Ожельская, построил для нее в Дрездене великолепный дворец, а потом выдал ее замуж за одного герцога. Свадьбу Анны он справил с необыкновенною пышностью. На эту свадьбу съехалось в Дрезден множество гостей.

– Но ведь мое положение нельзя приравнять к положению Анны Ожельской, если бы я была и действительно дочерью короля Августа, – улыбнувшись, заметила Клара. – Нельзя сделать этого потому, что король Август Второй уже умер и, следовательно, не может устроить мою судьбу так, как он устроил при жизни судьбу другой своей дочери.

– Это правда, но все-таки было бы вам очень полезно, если бы вас стали считать в Петербурге дочерью короля польского. Нынешняя русская государыня очень сострадательна, она обратила бы особое внимание на ваше положение и, наверное, не отказалась бы помогать вам. Статься может, она написала бы о вас королю Августу Третьему, которому вы, собственно, приходитесь сестрой. Понимаете? – слегка подмигнув Кларе, проговорила Дрезденша.

Хотя Клара и ничего не отвечала на такие отрадные соображения сметливой Лихтер, но тем не менее она находилась под влиянием приятного для нее тщеславия, слыша, что по наружности ее можно выдать и принять за королевскую дочь.

Со своей стороны, Дрезденша настойчиво стала убеждать Клару, чтобы она ехала с нею в Петербург, и сулила ей в будущем и богатство и знатность, выставляя в противоположность и той и другой то скромное и необеспеченное положение, в каком останется Клара, если будет жить по-прежнему в Варшаве.

Клара, увлеченная рассказами Амалии Максимовны, колебалась недолго. Она приняла предложение Дрезденши, которая взялась быть ей руководительницей в Петербурге, требуя от нее только полного послушания ее наставлениям.

В прошлом столетии являлось во всей Европе множество искателей и искательниц приключений, и выдать в России безвестную девушку за побочную дочь короля польского не представляло никаких особых затруднений, в особенности если сообразить, что впоследствии появилась за границею мнимая дочь Елизаветы Петровны, предъявившая даже притязания на русский императорский престол. Хотя рассказы о первых годах жизни этой смелой самозванки представлялись невероятными, но тем не менее она нашла себе не только сторонников, но и людей значительных, вполне веривших в вымышленное ее происхождение. Тем легче могло быть сделано нечто подобное в отношении Клары, не заявлявшей никаких политических притязаний. Молва о высоком ее происхождении могла казаться вполне правдоподобной, а примешанные к такой молве соображения Дрезденши – вполне основательными: королевская дочь, хотя и побочная и покинутая, все-таки имела бы более значения и представляла бы большую приманку, нежели какая-нибудь заурядная искательница приключений.