Пагуба. Переполох в Петербурге - [100]

XIX

Совершенно иной прием встретила Клара у Мавры Егоровны. Когда Клара приехала в дом к графине и приказала о себе доложить так, как это сделала в доме Чоглоковой, то Мавра Егоровна просто-напросто не захотела принять ее, приказав сказать, что у нее, Мавры Егоровны, никаких дел с чужими людьми нет, а если ей, просительнице, что-нибудь нужно, то она может передать об этом домоправительнице графини, а та уже доложит об ее просьбе ее сиятельству. Вышедшая в прихожую старушка домоправительница принялась допытываться у Клары, что ей именно нужно от графини Марьи Егоровны, но Клара упорно настаивала на том, что она может передать это только самой графине с глазу на глаз, а никому более.

– Вишь ведь, какая упорная! – прошамкала старушка и побрела к своей госпоже.

Настойчивость неизвестной посетительницы раздражила Мавру Егоровну, и она с досадою побежала в прихожую.

– Иди сюда! – громко крикнула она Кларе в дверь, спешно отворенную бежавшею перед нею старухой.

– Иди сюда! – повелительно повторила Мавра Егоровна, подзывая Клару рукой.

Неторопливо вошла Клара на этот зов.

– Ты кто такая будешь? – отрывисто спросила графиня.

– Я приезжая в Петербург иностранка Клара Оберден.

– О такой я и не знаю и не слыхивала отроду, – проговорила Мавра Егоровна, покачивая отрицательно головой. – А что же тебе нужно?

– Я пришла к вам жаловаться на госпожу Лихтер.

– Какая такая Лихтерша? И такой я не знаю. Что мне до нее за дело! – сердито перебила графиня. – Да кто же она такая? При дворе, что ли, она служит?

– Она тоже иностранка, приехавшая из Дрездена.

– Так это, верно, Дрезденша, что живет на Вознесенской першпективе? – вопросительно вскрикнула Шувалова. – О ней-то я слышала, ну так бы и сказала. Видно, она сманила тебя. Наобещала три короба разных разностей в Петербурге, ты ей поверила, а теперь вздумала плакаться на нее? Так, что ли? Да ты-то сама, видно, какая-нибудь потаскушка. Вот я с тобой теперь разговариваю, а знаешь ли, что тебя ни одна знатная персона в Петербурге даже через порог не пустит.

У Клары захватило дыхание от такого унижения.

– Я понимаю мое жалкое положение, понимаю его очень хорошо, но что касается знатных персон, то сколько есть между ними таких, которые держат себя похуже меня! – проговорила твердо Клара.

– Что? Что? – грозно заговорила Мавра Егоровна, приподнимаясь с кресел и смотря в упор на Клару. – Не выдумывай, моя голубушка, не выдумывай всяких пустяков и вздоров, да и какое тебе дело до знатных персон. Ведешь знакомство с Дрезденшей, а сама ломишься в амбицию. Да какие такие известны тебе знатные персоны, которые возжались бы с этой негодницей? Ну-ка, скажи, кто он такой? Выдумываешь ты только попусту.

Клара не вытерпела и назвала нескольких дам, которые, как выразился Данилов, езжали к Дрезденше, чтобы других мужей себе по нраву выбирать. На лице Мавры Егоровны показалось выражение удовольствия. Она была очень рада, что наконец напала на эту дорожку и что у нее для вечерних бесед с государыней найдутся весьма занимательные рассказы. При этом ей вообще приятно было узнать чужие тайны, особенно ввиду того, что сама Мавра Егоровна подозревала своего мужа и ревновала его к некоторым из знакомых с нею молодых дам.

– Хорошо, – проговорила уже несколько приветливым голосом графиня. – Не стыдись, тайны твоей я никому не выдам, а если чем можно, то я помогу.

– Я не стыжусь моей любви, – отвечала воодушевленно Клара, – потому что я полюбила от чистого сердца, полюбила в первый раз и никогда не изменю ему. Быть может, он позабудет и бросит меня, но он навеки останется мне мил! – с чувством и со слезами на глазах проговорила Клара.

– Видно, уж больно полюбился, коли о нем говоришь с таким сантиментом, – усмехнулась графиня. – Да кто же он такой?

– Граф Понятовский, – отвечала в волнении Клара.

– Понятовский? – как будто не веря, переспросила графиня. («Так вот оно что, – подумала она, – это куда как любопытно»). – Да вы не та ли особа, которую зовут в Петербурге «принцессой»? Ведь вы покойного короля польского дочерью будете? – спросила Шувалова, изменив свой прежний суровый тон на более мягкий.

– Я не знаю, чья я дочь, и не знаю, зовут ли меня в Петербурге принцессой, – с живостью перебила Клара.

– Теперь я припоминаю вас. Когда мы были с государыней на катальных горах, нам показывали вас. Вы были с Понятовским, и я заметила, что тогда граф сильно увивался за вами. Ах, он этакий негодник. Видно, что вкус у него куда как хорош. Да с чего вы вздумали сходиться с ним? – участливо спросила графиня, указывая рукою на стоявшее возле нее кресло и приглашая этим знаком Клару садиться. – Скажу вам, извините за откровенность, что вы просто-напросто глупенькая, вы дурочка и больше ничего. Нашли кого выбрать – такого ветрогона, как Понятовский, да у него и без вас было столько возлюбленных персон, которые души в нем не чаяли.

– Он не скрывал от меня своих любовных удач, и я все знаю… – отозвалась Клара.

– Тише, тише, – проговорила Шувалова, – не будьте болтливы. Он, чего доброго, наговорил вам всяких небылиц. Ведь он порядочный хвастун, болтун и пустомеля. Рассказывал он здесь в Петербурге, будто какая-то цыганка предсказала ему, что он будет королем, так вот ему королевская дочь и годилась бы в невесты, – добавила графиня полунасмешливо и, взглянув в это время на сидевшую возле нее красавицу, подумала: «А что, ведь и в самом деле она хоть бы в королевы годилась». – Так что ж, моя голубушка, хочешь ты предпринять? – покровительственно спросила Мавра Егоровна. – Если что тебе нужно, я, пожалуй, доложу и государыне, а она тебя своею высокою милостью не оставит. Она у нас такая добрая, а только дурных нравов и вольностей женских куда как не любит. Вот и теперь хочет повреждение наших нравов исправить. А ты что хочешь с собою сделать, ты так мне и не сказала.