Падший ангел - [111]

– А Ричард?.. – произнесла я.

– Его вам нечего бояться, – прервала она меня на полуслове. – Преподобный Принс позаботился об этом.

Затем грозный взгляд Марты метнулся на Дэвида, который почти бессознательно потянулся, чтобы погладить Артура. Он отдернул руку, словно обжегшись.

– А я уж боялась, что вы опоздаете, – сказала она ему строго, – совсем заждались вас.

Дэвид ответил плутовской улыбкой.

– Прошу прощения, но вернулся я не целиком. Осталось-то от меня чуть больше половины. – С этими словами он показал на покалеченную ногу, скрытую одеялом.

– Не отрезали? – нахмурилась Марта. Он покачал головой.

– С утра посмотрю, что там у вас. Ничего, может, оно и к лучшему – подольше дома посидите, – вновь фыркнула она.

– Он останется навсегда, – сообщила я ей, тщетно стараясь, чтобы голос мой не выдал ликования. – Мы поженились, Марта.

– Неужто? – Ее черные глаза подобрели. – Ну, тогда у вас впереди много важных дел. Теперь вам надо научиться быть счастливыми.

Она ловко взяла на руки спящего Артура и пошла из комнаты. Остановившись на пороге, Марта обернулась. На ее губах расцвела редкая прекрасная улыбка.

– Теперь и я могу быть счастливой, – добавила она на прощание и неслышными шагами выплыла за дверь.

18

Дэвид бурно протестовал, не желая подпускать Марту к своей ноге. Я поначалу встала на его сторону, но наши совместные усилия потерпели крах. С таким же успехом можно было обращаться к каменной скале. С мрачным блеском в глазах Марта принялась за дело. Легко сломив отчаянное сопротивление Дэвида, она раздела его, как маленького ребенка, и, не обращая внимания на его смущенные возгласы, принялась внимательно осматривать рану. Затем, решительно отвергнув все методы лечения, которые применяли врач и я, Марта наложила на раненую ногу какое-то зелье собственного изготовления. В результате рана начала затягиваться вдвое быстрее.

Чем лучше чувствовал себя Дэвид, тем неугомоннее он себя вел.

– Элизабет, – пожаловался он как-то раз, – уже больше трех недель, как мы муж и жена. Не считаешь ли ты, что нам пора начать медовый месяц?

– Нет, – твердо отвечала я. – Твоя нога еще не зажила до конца. Чего ты хочешь – чтобы рана открылась снова?

– Гори все синим пламенем! – горячился он. – Будто я сам не знаю, что мне нужнее всего. Если я говорю, что хочу заниматься с тобой любовью, значит, черт возьми, это действительно так.

– И все равно нет, – произнесла я тверже, чем мне хотелось на самом деле.

– Ты нарушаешь супружеские обязанности, – настаивал он, стараясь не рассмеяться. – Не пойму, чего ты добиваешься? Чтобы я скончался от неразделенной страсти?

Первой рассмеялась я.

– Ну уж это тебе не грозит. Я чуть ли не целыми днями сижу рядом с тобой, пытаясь ублаготворить тебя то так, то эдак.

– Хватит с меня этих ублаготворений. Мне надоело чувствовать себя полумертвым турецким пашой, – заворчал он. – Да ну тебя вместе с твоими дурацкими фокусами!.. Я хочу быть в постели настоящим мужчиной.

– По мне уж лучше полумертвый турецкий паша, чем мертвый англичанин, – поддела я его.

– Ну, хорошо же, в таком случае держись у меня, – прорычал он с напускной свирепостью и, схватив меня за кисть, словно клещами, потащил в постель.

Он окреп настолько, что мне вряд ли удалось бы отбиться от него, даже если бы я захотела. Уложив меня на обе лопатки, Дэвид навалился сверху.

– Ну что, – продолжал он с прежним пылом, осыпая меня жгучими поцелуями, – будешь слушаться или мне следует применить силу?

Я и не думала сопротивляться, а, наоборот, полностью расслабилась. Свободной рукой я нежно гладила его по спине и на страстные поцелуи отвечала поцелуями легкими, как порхание бабочки.

– Любимый мой, – проворковала я, – неужели ты думаешь, что я сама не хочу этого точно так же, как и ты? Но сейчас ты только навредишь себе. Потерпи хотя бы еще недельку. Пожалуйста, милый, только не сейчас.

Дэвид тоже обмяк и от души рассмеялся.

– Черт побери, Элизабет, опять ты выпустила из меня пар! И как это у тебя только получается? Ладно, будь по-твоему. Я потерплю, но только не неделю, а три дня и ни секунды дольше.

И он поцеловал меня с такой страстью, что я едва не пожалела, что отговорила его от сумасбродного намерения.

Проявив поистине ослиное упрямство, на третий день он сумел настоять на своем. Я отлично знала, что рана на ноге доставляет ему нечеловеческие страдания, однако Дэвид скорее умер бы, чем признал бы это. Сдерживая собственный темперамент, я делала все, чтобы пощадить его ногу, но, несмотря на все мои старания, он едва мог подавить болезненные стоны, невольно вырывавшиеся у него при каждом резком движении. Приливы счастья были не столь часты, как раньше, но это были по-настоящему сладостные моменты, и мы наконец вдвоем забылись в облаке блаженства, вновь достигнув полного единства, разорвать которое способна только смерть.

Теперь, когда выздоровление Дэвида было не за горами, я решила, что пришла пора помириться с Джереми. Не то чтобы мне очень хотелось увидеться с ним, но в моей голове роились планы, для осуществления которых неизбежно потребовалась бы его помощь. Я направила ему послание, составленное примерно в том же духе, что и письмо, написанное мною ранее Ричарду. Он, однако, не соизволил ответить, а это означало, что его отношение ко мне вряд ли стало опять дружелюбным. Я рассказала о своих намерениях Дэвиду, и он немедленно вызвался идти со мной. Об этом, впрочем, не могло быть и речи: присутствие Дэвида подействовало бы на Джереми, как красная тряпка на быка. Поэтому я поспешно отговорила его, уверив, что он еще не совсем здоров, а я прекрасно справлюсь со всем сама. На всякий случай я отправилась к Джереми именно в тот момент, когда Марта проводила свои лечебные процедуры и он беспомощно лежал на кровати, не в силах перечить грозному лекарю.