Вика дотронулась рукой до ограды – краска давно облезла – и ничего не почувствовала. Она не узнала деда по портрету, который был выбит на гранитной плите. Ничего знакомого, ни одной черты лица, ничего родного. Посторонний человек. Вика не почувствовала ни трепета, ни подступивших к горлу слез. Ничего не екнуло в душе, не дрогнуло сердце. Ей было даже неловко от того, что она не испытала ничего из того, что положено испытывать на кладбище, стоя рядом с могилой родного человека.
Даже на могиле отца Вика переживала больше эмоций. Чтобы чем-то занять мысли, она рассказывала ему о последних событиях. Отца Вика почти совсем не помнила – он умер, когда она была еще младенцем. Мама после этого замуж так и не вышла, посвятив себя дочери. И Вика вела с отцом, которого никогда не знала, внутренний диалог – так быстрее текло время. Иногда Вика рассказывала черной мраморной плите о себе, о работе, иногда о маме. Но в основном о бабуле. Она представляла себе выражение лица отца и то, что он мог бы сказать ей в ответ. Но здесь, на могиле дедушки, Вика не знала, что нужно делать. Не было потребности ни в разговоре, ни в каких-то внутренних обещаниях. Были только вопросы, которые вдруг возникли и на которые не было ответа.
На участке росли два огромных дерева и роскошный куст роз. Несколько тюльпанов уже отцвели, но держались из последних сил. Зато анютины глазки распустились во всей красе. Странно, но могила не казалась заброшенной, хотя Вика ожидала увидеть заросли – дедушка умер больше двадцати лет назад. Она попыталась представить себе, каким дед, этот строгий мужчина, смотревший на нее с плиты, был при жизни. Но не получалось. Неужели она зря сюда приехала? Бабуля была права – зачем ей это понадобилось? Что она может изменить или сделать? Вот даже сейчас. Что? Выкорчевать деревья? Чем? Тут пила нужна – деревья сильные, в самом соку. Рвать траву? Но у нее не было ни перчаток, ни тяпки. Мыть? Но не было даже ведра. Вика рассердилась на себя – почему она не догадалась привезти хотя бы букет цветов, чтобы положить на могилу? Хоть как-то обозначить свое присутствие. Но ей это и в голову не пришло. Как будто и вправду она на экскурсию приехала, а не на кладбище. Но цветов здесь, слава богу, предостаточно. И вьюн, опоясавший надгробную плиту, жалко вырывать. Весь в голубых колокольчиках. А вот дерево лучше было бы выкорчевать. Просто удивительно, что сама плита – чистая. Наверное, здесь не бывает грязи. Другой климат.
– А можно я еще раз позвоню? – попросила она водителя. Ее телефон по-прежнему не подавал признаков жизни.
Он кивнул, даже не удивившись.
Вика набрала номер. Бабуля как будто ждала ее звонка, ответила сразу же.
– Нашла, – сказала Вика.
– Ты там траву подергай, что ли, – сказала бабуля раздраженно.
– Тут деревья, вьюн и даже анютины глазки, представляешь? У меня ничего нет с собой – ни лопаты, ни пилы, ни даже тряпки. Я не подумала, что надо взять. А руками не вырву.
– Анютины глазки? Откуда они там? – спросила бабуля.
– Не знаю. Может, с прошлых лет остались?
– Викуля, анютины глазки – однолетние растения! Их посадили в этом году. – Бабуля была явно взволнована.
– Бабуль, тут женщина одна на кладбище была, она помогла могилу найти, говорит, что здесь друг деда живет, они вроде работали вместе.
– Как его зовут?
Бабуля говорила таким голосом, что Вика испугалась и уже пожалела о том, что позвонила. Бабуля явно была не в себе и волновалась, что с ней случалось крайне редко.
– Его зовут Дмитрий Иванович Захаров. Мне зайти к нему?
– Зачем?
– Не знаю. Просто хотела узнать, каким был дедушка. Этот Захаров живет тут рядом.
– Я знаю, где он живет, – бабуля закашлялась.
– Что с тобой? Ты не болеешь? – Вика слушала, как бабуля пытается откашляться.
– Тебя привез мужчина, с которым я разговаривала? – спросила бабуля.
– Да, а что?
– Уезжай. Сейчас же. Скажи ему, что я попросила. Он мне обещал.
– Но почему?
– Ты меня слышишь? Садись в машину и уезжай. Никуда не нужно ходить. Поняла?
– Хорошо. Только не волнуйся, пожалуйста. А что с могилой делать?
– Стояла двадцать лет и еще простоит. А Лариске скажи, чтобы цветы свои в землю больше не тыкала.
– Лариске? Какой Лариске? – спросила Вика, но бабуля уже положила трубку.
Вика отдала телефон водителю. Они вышли с кладбища через ту же калитку, что и женщина с внуками, и встали у заброшенного здания.
– Бабуля сказала, что могила из окна здания видна. А тут даже окна нет, – сказала Вика, не зная, что делать дальше. Возвращаться? Искать друга детства деда?
– Тут было окно, – сказала жена водителя, – вон там. Только его заложили кирпичом.
Вика посмотрела туда, куда показывала женщина, но ничего не увидела. Обычная кирпичная стена. Видимо, это была такая особенность местных жителей – видеть то, чего не видят другие, будь то точка на горизонте или окно в стене, которого никогда не было и не могло быть.
– Захаров Дмитрий Иванович нас уже ждет, – сказала жена водителя. – Поедем к нему?
– Как ждет? Откуда он знает? – удивилась Вика.
Жена водителя улыбнулась и пожала плечами.
– Он уже через пять минут после того, как мы сюда приехали, об этом знал.