Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - [14]

.

Во времена Марка Аврелия империя простиралась от атлантического побережья до Рейна и Дуная и от рек Форт и Клайд на севере Британии до Евфрата в Сирии. Это была огромная территория — куда больше половины известного тогда мира, где обитала основная масса населявших ойкумену людей — особенно внушительная, если учесть, что в ту эпоху не существовало более быстрых видов транспорта, чем корабль, который мог плыть по морю под парусами, и лошадь, способная скакать по суше галопом. Примерно 3000 миль отделяло крайнюю восточную точку империи от крайней северной, и тем не менее известно, что люди совершали путешествия на эти расстояния. В 1878 году был обнаружен могильный камень близ того места, где находился римский форт Арбея в Саут-Шилдсе, возвышающемся над устьем Тайна. Он воздвигнут в память Регины («царицы»), тридцатилетней «вольноотпущенницы и жены» «Барата из народа пальмирского». Пальмира представляла собой богатый оазис и город з Сирии; вероятно, Барат был купцом — и, судя по размеру и качеству этого памятника, преуспевающим. Его супруга происходила из местных жителей: она была британкой из племени катавеллаунов, которое жило к северу от Темзы. Первоначально Регина являлась его рабыней, но он даровал ей свободу и женился на ней — случай не столь уж редкий. На могильном камне она изображена сидящей, одетой в пышный наряд римской матроны, с браслетом на запястье и ожерельем на шее; волосы пышно убраны в духе тогдашней моды. Муж (так по крайней мере кажется) по-настоящему любил супругу. Большая часть надписи выполнена на латинском языке, однако последняя строка написана затейливыми буквами на родном наречии купца и звучит просто: «Регина, вольноотпущенница Барата, увы!» (RIB. 1065; ср. RIB. 1171).

Ни Барат, ни Регина не являлись римскими гражданами, однако своим браком и присутствием в Северной Британии они были целиком обязаны империи. То же можно сказать о памятнике, выполненном в римском стиле, и о надписи, большею частью сделанной на латинском. Мир, в котором они жили, представлял собой римский мир, хотя, конечно, не исключительно римский. Каждый из них с гордостью отождествлял себя с одним из независимых когда-то народов. Барат говорил на родном для него семитском наречии, а Регина, вероятно, на кельтском языке своего народа. Латинский язык был общим только для западных провинций, на востоке же главным средством общения и языком культуры оставался греческий. В разных уголках империи продолжали говорить на множестве местных языков и диалектов. Существовали другие различия — в религии, обычаях, культуре, и в то же время — удивительное дело! — империя являла собой совокупность подобий, повторявшихся в каждой провинции. Большие общественные здания — базилики, храмы, театры, цирки, амфитеатры, акведуки — одинаково выглядели и в Африке, и в Галлии, и в Испании, и в Сирии.

Однако это единство представляло собой нечто большее, чем сходство архитектурного стиля и инженерной техники. Повсюду люди одевались в духе римской моды, распространившейся весьма широко. Адриан был первым императором, носившим бороду, что выражало его приверженность этому греческому обычаю, хотя некоторые говорили, будто он хотел таким образом скрыть недостатки кожи. Многие стали подражать ему. Равным образом женщины обезьянничали, перенимая прически императорских жен и дочерей, которые могли увидеть на распространенных в провинциях портретах последних. Примерно такие же прически воспроизведены и на скульптурах из Рейнланда, и на погребальных портретах из Египта. Эти раскрашенные портреты украшали собою гробы, в которых лежали тела, мумифицированные по древнему обычаю этой страны. То, что человек становился римлянином, редко подразумевало, если подразумевало вообще, полный отказ от местных традиций^{17}.

Римская империя возникла в результате завоеваний, которые зачастую сопровождались немалым кровопролитием. Юлий Цезарь, как говорили, уничтожил миллион человек, когда покорял Галлию в 58—50 годах до н.э., и еще больше людей продал в рабство. Это было исключением, и названные цифры, вероятно, преувеличены. Но в своем стремлении к победе римляне действовали беспощадно, и цена для побежденных могла оказаться ужасающей. Римский историк Тацит вкладывает в уста одного из племенных вождей утверждение о том, что римляне, «создав пустыню, говорят, будто принесли мир». Лишь немногие провинции были созданы без какой-либо борьбы, и Цезарь сам сознавал, что для галлов вполне естественно сражаться за свою свободу, даже если считал, что лишение их таковой вполне соответствует интересам Рима. Однако в Галлии, как и в других странах, всегда имелись общины и вожди, которые оказывали радушный прием легионам, ища защиты от враждебных соседей или стремясь добиться преимущества перед соперниками. Племя иценов во главе со знаменитой царицей Боудиккой приветствовало римских завоевателей в 43 году и восстало только в 60 году, когда царская семья подверглась дурному обращению. Легионы при подавлении восстания действовали эффективно и жестоко, как и в любой другой войне, и мятеж иценов закончился полным поражением, которое дорого обошлось им