Падение Византии - [52]
Андрей».
Максим Дука закончил читать. Ему стало грустно. Гробовая тишина наводила уныние. Слабо мерцающий свет светильника освещал часть подземелья, остальная часть покоилась в глубоком мраке, из которого виднелся крест на могиле Константина Дуки. Максима охватил вдруг какой-то ужас: ему послышались шаги и шорох в подземельи. Кто может быть здесь в этой могиле? Он не был суеверен и не был труслив, но был расстроен и чувствовал, что позади его кто-то стоит. Прошло несколько секунд, он сделал над собою усилие и повернулся.
— Николай!
XXV
Максим Дука прибыл из Корфу в Бриндизи. На берегу толпилось много народа; расположенные на набережной гостиницы хорошо работали, но ко всему этому движению Максим оставался совершенно равнодушным, хотя свидание с Николаем его несколько ободрило. Он с Николаем прожил несколько дней в Корфу, у отца Георгия. Николай отправился в Фессалоники, а он решился ехать во Флоренцию, там было много ученых греков, и именно там он сможет забыться; там у него есть дом, где помещается отцовская библиотека. Все это он перебирал в голове своей, но лишь только ему представлялся грустный образ Инесы, как все это воображаемое примирение с горестями жизни рассыпалось в прах. В эти минуты он думал о Николае. Он опять поехал и опять на восток.
— Синьор Массимо, синьор Массимо! — вдруг раздался откуда-то крик.
Максим Дука остановился: кто бы мог звать его здесь? Он осмотрелся кругом, никого знакомого не было видно. Он только заметил, что во многих местах народ собрался группами.
— Синьор Массимо, синьор Массимо! — опять повторился крик, и при этом голос был знакомый, он слышался как будто сверху.
Дука посмотрел наверх. Максим увидел синьора Орсини, который, перегнувшись через балюстраду балкона, звал его.
— А, достоуважаемый герцог! Как это приятно!
Действительно радостное чувство охватило его, он что-нибудь узнает об Инесе.
— Пожалуйте, у меня к вашим услугам роскошные гранаты и персики, выпьем по стакану марсалы и вспомним старину.
— Охотно, охотно, герцог! Иду!
Максим распорядился относительно своих вещей, приказав носильщику отнести их в гостиницу, и поднялся на балкон.
— Вы из Неаполя, герцог? — спросил он, усаживаясь за стол около герцога.
— Да, в Венецию, а оттуда может быть в Милан, нам давно нужно всем помириться. В Италии вечная война, повсюду распря, а тут это ужасное событие, взятие Константинополя. Повсюду в Италии взятие Константинополя произвело удручающее впечатление, но в Неаполе несколько дней продолжалось такое уныние, как будто у каждого над головой висела или страшная беда, или смертный грех.
— И то и другое, может быть, герцог? — с улыбкой спросил Дука.
— О! синьор Массимо, вы несправедливы! Что один Неаполь может сделать!
— Но ведь каждый то же может сказать.
— Этого не может сказать ни папа, ни император, ни французский король…
— Я ведь, герцог, это между прочим заметил. А что у вас в Неаполе нового, что почтенный Гихар?
— Или его милая дочка? — усмехнувшись сказал Орсини.
— Ну, хоть и так, герцог…
— Такая же восхитительная испанка, как и была. Мне кажется, стала несколько задумчивее, это ей идет. Все молится; испанцы вообще богомольны, но она особенно, и просила отца отпустить ее в монастырь; старик упрашивает пощадить его и не покидать.
— Ну, а рыцарь де Лоран? Он, кажется, некоторое впечатление на донну Инесу произвел.
— Как вам не стыдно, синьор, — прервал его, с некоторой досадой, герцог; — если вы хотите спросить о ней что-нибудь поподробнее, спрашивайте. Мне кажется, что вы просто выведываете и для этого задали этот вопрос. Я удивляюсь вам, синьор; донна Инеса очевидно вас любит, из всего вижу, что и вы ее любите, можно ли так слепо бежать от своего счастья?
— О, дорогой герцог, какой тяжелый упрек! Вы знаете причину, отчего я бегу от своего счастья, что я скажу детям, снаряжая их на жизненное поприще?
— Оставьте эти бредни! — резко перебил его герцог, но заметив, что кроткое лицо Максима вдруг стало строгим, тотчас спохватился и схватил Максима за руку. — Простите меня, молодой синьор, право это оттого, что я эту девушку глубоко уважаю, она подруга моей дочери, простите, синьор Массимо!..
— Я уважаю ваше чувство, герцог, но должен дополнить вашу мысль и упрекнуть в бреднях; уж такие мы, греки, философы! Стоило нам поступиться несколькими отвлеченными догматами религии, практического значения не имеющими, и столица, и самобытность, быть может, были бы спасены папою и католическими государями. Так нет, не поступились и погибли! Что же с нами поделаете! — с горькой улыбкой сказал Максим.
Наступило молчание.
— Скажите, герцог, вы много пожили на свете, как вам кажется, можно ли жить бесцельно? — спросил после некоторого молчания Дука, подняв на герцога взор.
Герцог подумал и с улыбкой отвечал:
— Я дипломат и должен уклониться от ответа, тем более, что к отвлеченному разговору не привык; но думаю, что человек, у которого нет цели в жизни, должен покинуть мир и идти в монастырь, больше ничего не остается, если, конечно, такой человек найдется.
— Пожалуй, что вы правы, — отвечал Максим и задумался. — Но вот, — прибавил он, — может случиться, что обстоятельства изменятся, найдется цель жизни, а возврата нет — монах навсегда…
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.