Падение титанов. Сага о ««Форде», «Крайслере», «Дженерал моторс» и упущенных возможностях - [105]

Утром в пятницу 27 марта Вагонер, Фриц Хендерсон и финансовый директор Джи-эм Рэй Янг зашли в приемную просторного углового кабинета Рэттнера на первом этаже министерства финансов, через дорогу от Белого дома. Рэттнер знал, что в полдень совет директоров Джи-эм должен был проводить свою еженедельную телеконференцию, и хотел обсудить кое-что с Вагонером до нее. Он попросил Хендерсона с Янгом подняться в конференц-зал на пятом этаже, чтобы переговорить с их боссом с глазу на глаз.

«Мы хотели бы воспользоваться вашим предложением уйти в отставку в интересах „Дженерал моторс“», — сказал Рэттнер, прикрыв дверь. Министерство финансов, являющееся по умолчанию банкиром компании, хотело, чтобы Фриц Хендерсон сменил Вагонера на посту исполнительного директора, а один из внешних директоров стал временно исполняющим обязанности председателя совета директоров.

Вагонер помолчал; казалось, эта новость не слишком его удивила, но все же шокировала. «А от Рона Геттелфингера вы тоже избавитесь?» — наконец спросил он.

Рэттнера эта реакция ошеломила: он ожидал гнева, протеста — в общем, чего угодно, только не такого вопроса, который в очередной раз убеждал его в том, что понятие индивидуальной ответственности главы компании Вагонеру было просто незнакомо.

«Ну, он не на меня работает», — только и пробормотал Рэттнер, конечно же подразумевая: в отличие от вас. Сейчас правительство держало Джи-эм на собственной системе жизнеобеспечения, и Вагонер был загнан в угол.

Затем эти двое мужчин, почти ровесники, проговорили еще несколько минут. Вагонер сказал, что Рэттнер должен знать, насколько трудно управлять «Дженерал моторс». Рэттнер поблагодарил за совет, и Вагонер поднялся на пятый этаж, чтобы рассказать новости Хендерсону и Янгу.

Хендерсон был потрясен. Ему было 50 лет, он родился в семье, работавшей на Джи-эм (отец работал на компанию, а брат работает до сих пор), и сам он всю свою жизнь проработал на Джи-эм. Ребенком он играл с детьми других менеджеров компании. Он был выпускником Университета штата Мичиган, который разве что еще не переименовали в «Академию будущих руководителей Джи-эм». С такой родословной Хендерсону с младых ногтей был обеспечен статус ЧВП, и он прошел несколько высоких постов в компании по всему миру. Хендерсон, конечно, всегда мечтал управлять компанией, но не ожидал, что это случится вот так.

Дав сотрудникам Джи-эм пару минут, чтобы переварить эти новости, Рэттнер, Блум и Гарри Уилсон вошли в зал, чтобы сообщить еще одну, которая должна была огорошить гостей еще больше. План рентабельности Джи-эм от 17 февраля неадекватен, поскольку для спасения компании ему не хватает динамичности и глубины мер. Атмосфера, в которой было сделано это заявление, была спокойной и деловой, а потому происходящее казалось совершенно нереальным. Однако самое нереальное случилось далее.

В полдень Вагонер открыл телеконференцию совета директоров объявлением новостей. Те пришли в ярость. «Совет посторонних», ломавший руки, но не делавший ничего, пока «Дженерал моторс» катилась в нищету, наконец-то выпускал пар.

И злились они не на Вагонера и не на себя (по крайней мере, официально). Злились они на Стива Рэттнера. Никакой госслужащий, даже президент, не имеет права увольнять Вагонера, протестовали они. Уволить его могут только акционеры, а они, директора, представляют интересы акционеров. В совете директоров зрел бунт, и не против исполнительного директора, как бывает обычно, а за него.

После обеда Джордж Фишер позвонил Рэттнеру, дабы засвидетельствовать свое негодование по поводу того, как тот обошелся с Вагонером — человеком, посвятившим всю свою карьеру Джи-эм. Рэттнер же в ответ заметил, что его группа постаралась не унижать самого Фишера и потому позволила ему остаться официальным «ведущим директором» компании. В действительности эта должность лишилась теперь всякого содержания, поскольку председателем совета директоров назначался внешний директор, но сам жест помог задобрить Фишера. По крайней мере, на собраниях совета попечителей Университета Браун баталий не предвиделось.

Позвонил Рэттнеру и юрисконсульт совета директоров Джи-эм, обеспокоенный царившей в совете паникой, и попросил Рэттнера лично переговорить с директорами. Вечером устроили еще одну видеоконференцию, в ходе которой Рэттнер признал, что только директора, а не правительство, имеют право увольнять глав компании… но тут же урезонил их, сказав, что Вагонер и не был уволен: его попросили уйти добровольно. Результат, возможно, был один и тот же, однако с юридической точки зрения действия министерства финансов представали в совсем ином свете. Ведь Вагонер мог и отказаться, а совет мог отклонить его прошение об отставке.

Конечно, никому не нужно было объяснять, что в подобном случае министерство могло просто застегнуть кошелек и позволить «Дженерал моторс» прогореть. Возможно, кто-то в правительстве и стал бы возражать, но проверять это опытным путем директорам не хотелось. Фактическая расстановка сил изменилась, и совет, который довел компанию до ручки, больше не мог командовать парадом. Теперь все решал банкир, а банкиром были Соединенные Штаты Америки.