Падение сквозь облака - [28]

— О да. Ты знаешь, он преуспел в этом.

— Ты уже говорил.

— Он на всех производил впечатление. Стал победителем соревнований и турниров. Превзошел всех своих сверстников, поэтому его ставили против испытанных бойцов, опытных рыцарей. Он быстро учился боевому искусству. Выучил массу приемов старых бойцов, перенял их опыт, знания, сноровку, все, на что они потратили целые жизни. Он был сообразителен, мог применять накопленные знания, постигать все в сравнении. Он стал лучшим рыцарем римского двора.

Я сунула руку между его бедер к его еще горячей плоти.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Да, да, он был могучим, настоящим рыцарем. Одним из лучших в истории. Ведь не случайно слава его пронеслась через века.

— Как пронеслась, если я ничего не слышала о нем?

Он поцеловал меня в нос и придвинул бедра ко мне так, что ткнулся естеством в мой живот.

— Что за нетерпение! Ты слышала о нем. Понимаешь, Сюркот не было его настоящим именем.

— Ладно. — Я положила голову на его плечо. — Ладно, слушаю.

— И вот состоялся большой турнир, на который отовсюду съехались рыцари, чтобы показать свою удаль. В гонках колесниц, рукопашных боях один на один, дуэлях. Турнир должен был выявить лучшего из рыцарей. Некоторые из них были молоды и неопытны, другие приехали продемонстрировать свою силу, победив соперников в чужих странах. Сюркот превзошел всех и по окончании турнира был провозглашен императорским двором лучшим рыцарем. Император одарил его туникой из малинового шелка, которую Сюркот обязался с гордостью носить до конца своих дней. Он также попросил милости у императора.

— Какой милости?

Я провела кончиком пальца линию от мошонки до конца его естества.

— Он попросил, чтобы ему предоставили в следующий раз возможность помериться силами в очном бою с врагом императора.

— И?..

Я облизала палец и вновь провела ту же линию.

— Так вот, разразилась война между персами и христианами. Лидеры двух империй согласились, вместо того чтобы рисковать жизнями многих воинов, решить исход войны поединком лучших воинов от каждой стороны. Император совещался со своими полководцами, когда в палаты ворвался Сюркот, чтобы напомнить о данной ему милости.

Его глаза блестели от возбуждения. Я соскользнула с постели и проделала языком то, что раньше делала пальцем. Несколько мгновений он молчал, и я могла слышать его дыхание.

Затем он продолжил:

— Император не хотел возлагать такую ответственность на плечи столь молодого воина, но он был человеком слова и наконец согласился.

Сюркот отправился за море в Святую землю в сопровождении сотни воинов под командой центуриона. Но боги не помогли им в этой экспедиции.

Я бросила на него взгляд.

— Боги? Я думала, они были христианами.

Брови Гевина взметнулись.

— Не важно.

Я приняла в рот всю длину его естества и затем освободила его.

— Море было бурным, и волны бросали их судно как щепку. Двадцать пять дней их болтало по морю. Сюркот бросался от борта к борту корабля, поскольку при всей своей рыцарской доблести его желудок не выносил морской качки.

— Все его воины утонули?

— Бушевал шторм.

— Но…

— Самый свирепый шторм. Они сбились с курса и были вынуждены причалить к острову. Воины лежали на берегу, мучимые морской болезнью и тяжело вздыхая, в то время как ветер мотал из стороны в сторону корабль, стоявший на якоре в бухте. Ночь была темна и холодна. Лежа вместе со всеми, прислушиваясь к скрипам и стонам деревьев, гнувшихся под порывами бури, Сюркот переживал ужасные душевные страдания, которые превосходили любые физические испытания. Он не раз пробуждался от беспокойного сна с криком на устах.

К этому моменту повествования снаружи засияло яркое солнце. В квадрат окна устремился солнечный свет, заполнивший побеленную комнату и соединивший ее с внешним миром. Ночные часы нашего уединения рассеялись. Я наблюдала за тем, как Гевин рассказывает. Утро поглотило тени, придало цвет его коже. Его загорелые обнаженные плечи блестели, лицо было подвижным и разгоряченным. Я следила за движением его адамова яблока, зелеными глазами, блестящими белыми зубами, обнажавшимися, когда он произносил слова. Я затаивала дыхание, ожидая на его лице появления вспышки воодушевления или признаков тревоги. Но он сосредоточенно продолжал рассказ, переходя от мрака и кошмаров ночи к наступающему утру:

— Когда забрезжил дневной свет, к Сюркоту вернулось мужество. Шторм утих, утреннее солнце дарило тепло и возрождение. Воинам хотелось есть, поэтому он сформировал из них охотничьи группы, и они отправились в лес за дичью.

Я улыбнулась ему, и он замолчал на мгновение. Мы встретились взглядами. Он улыбнулся мне в ответ. Покрыв тыльную сторону его руки своей ладонью, я надавила слегка на его новую татуировку и снова лизнула его естество. Он молча взглянул на меня и продолжил:

— Они не знали…

— Ух ты!

— Они не знали, что островом управлял жестокий и могущественный властитель по имени Милократис, враг римского императора, который несколько месяцев назад похитил племянницу императора и держал ее пленницей в замке на острове. Когда Сюркот и его воины занимались охотой на оленей, их обнаружили воины Милократиса и потребовали объяснений.