Падение - [7]

Шрифт
Интервал

— Не знаю, может быть, — прошептал Слава, соглашаясь с ней, лишь ради продления момента быть рядом с ней. Добровольный уход из жизни навечно стал для него самым низким и предательским поступком ещё восемь лет назад.

— Ты думал когда-нибудь о шаге вниз?

— Нет, никогда. А ты?

— Бывало.

— Да ладно? Уж кому-кому, а тебе об этом думать явно не резон.

— Это ещё почему?

— У тебя всё есть. Стоит только щёлкнуть пальчиками и улыбнуться, как все перед тобой стелются. На «бэхе» вот катаешься. Тебе семнадцать, а ему сколько? Зачем тебе это всё, Мышонок? Да и чего тебе думать о смерти, когда ты такая красивая. Выделываешься? — Славу несло, он крепко сжимал её в объятиях. Когда он произнёс слово «красивая», то зашёлся краской, а последний свой вопрос шепнул ей на ухо, руководствуясь каким-то дурацким ребячеством, лишь бы не выдать свои истинные чувства.

— Пусти меня, — Лиза подалась вперёд, но Слава не отпустил, — Пусти, ну!

Она сбросила с себя его руки и обиженно прошла назад мимо него. Слава закурил. Повисла неловкая тишина.

Слава ругал себя отборнейшим матом в мыслях. «Теперь всё пропало. Поздравляю, идиот! Ты её обидел и теперь всё. Спрыгни с крыши, тупой мудак, — это единственный способ извиниться.» — думал он про себя. «Да вот ещё! Зачем она вообще начала нести всю эту чушь про суицид? Вспомнила Серёгу… Кто её просил? Зачем об этом вспоминать? Что было, то прошло!» — отвечал он сам себе.

— Ничего ты не знаешь, Славик. Напридумывал гадостей обо мне или наслушался где-то сучьих сплетен. Что, думаешь я блядь какая-то?

— Нет, Мышонок. — Слава курил и боялся обернуться.

— Сам ты Мышонок! Сдох твой Мышонок, теперь я Лиза. Что, думаешь, живу в сказке и не тужу? Да ты и представить себе не можешь, в каком говне я плаваю! Подошла к тебе сегодня, думала с другом детства пообщаюсь, в жилетку может ему поплачусь — нам, девочкам такое нужно иногда. А ты оказался такой же как все! Чего ты меня лапал, а?

— Лиз, прости! Ни о чём я таком не думал, чего ты?

В голосе Лизы уже слышались истеричные, надрывные нотки приближающегося плача. Она выплёскивала накипевшую тоску и обиду, но боялась случайно проговориться о наболевшем, но лишённом выхода в словах. Усилием воли, как она уже неоднократно это делала, Лиза взяла себя в руки, замолчала, двинулась к пакету со Славиными продуктами.

— Прощаю. Только последний раз. Пожалуйста, Славка, можно я только в тебе разочаровываться не буду?

— Можно. То есть, я тебя не разочарую. Лиз, всё в порядке у тебя? — Слава обернулся и стоял в растерянности. Лучше бы она рыдала и ругала его, оскорбляя грязными словами, чем это перевоплощение в совершенно чужую и отстранённую девицу и оборванная на полуслове речь.

— Чего хоть купил? — в её голосе слышались незнакомые, натужно-равнодушные оттенки, — есть что-нибудь вкусненькое?

— Могу предложить чипсы с колой. Слушай, Лиза, прости меня, правда. Сегодня сумасшедший какой-то вечер.

— Проехали, Слава. Ого, а тут ещё и соус-барбекю имеется! Иди сюда, нас ждёт поздний ужин.

И Слава покорно пошёл принимать угощения из собственных покупок.

Они съели чипсы, поливая их соусом, запили кока-колой. Слава даже отдал ей любимое мороженое (успевшее изрядно подтаять), которым сам хотел полакомиться. Он старался завязать разговор, вернуть непринуждённое и милое общение, но Лиза замкнулась, отвечала вежливо, хотя поддерживать разговор не собиралась.

Вконец замёрзнув, они вернулись в подъезд, спустились на свой этаж, Лиза обняла его за шею на прощание и ушла к себе. Слава смотрел на закрытую дверь её квартиры, на душе скребли кошки, хотелось или ударить кого-нибудь или самому испытать физическую боль, прикрывшую бы собой мысленное смущение.

Слава долго не мог заснуть, ворочался, даже сходил на балкон покурить, надеясь, что этот рискованный шаг останется незамеченным. Лишь когда прозвучал отцовский будильник, тревожный сон обрёл своего зрителя.

Глава 2

День знаний

Август закончился непростительно быстро. Последние дни лета ничем не выделились. Ничего не могло затмить в глазах Славы ту чудесную встречу с Лизой. Она улетела в Таиланд, и как Слава не заглядывал в глаза её родителям при случайных встречах, они только сухо здоровались и не думали говорить о дочери.

Мама Славы вдруг стала очень доброй, заботливой и внимательной к сыну. Он думал, что это из-за прочтения «Мастера и Маргариты» и добровольной инициативы прочесть следом «Тихий Дон». Он даже успел прочитать первый из четырёх томов того издания, что нашлось в их домашней библиотеке. Слава взял на заметку, что расположение его матери, оказывается, так легко было купить обычным чтением, которого он и сам никогда особо не чурался.

Слава скучал по Лизе. Даже пару раз видел её в своём сне. Сны эти были приличными. Его скуку рассеивали встречи с друзьями. Бесконечные прогулки по району и центру города; парочка небольших, скромных вечеринок, на одной из которых он даже прилично надрался и чуть было не признался своим друзьям в любви к Лизе, но вовремя осёкся. Сходили на нон-стоп. В их ожиданиях это мероприятие выглядело гораздо веселее, чем оно оказалось на самом деле. После второго фильма, выйдя на перекур, половина компании махнула рукой на прощание и разбежалась по домам. Третьим фильмом стало серьёзное, авторское кино, к концу которого спали все оставшиеся, кроме Славы и одной девчонки, помешанной на подобных картинах. Эта девчонка говорила о глубоком смысле, мощном символизме, проникновенной игре актёров. Слава же досмотрел этот фильм лишь потому, что одна из актрис до боли напоминала Лизу, вернее, какой она могла бы стать через пяток-другой лет.


Еще от автора Андрей Николаевич Пихтиенко
Циферщик

Психологический триллер. Смерть и безумие гораздо ближе к нам, чем представляется. Потеря близкого человека может привести к потери самого себя. Мир вокруг нас, люди вокруг нас легко могут обернуться совсем не теми, кого мы привыкли видеть.При создании обложки использована тема питерского художника Алексея Зуева.


Рекомендуем почитать
Записки благодарного человека Адама Айнзаама

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Рингштрассе

Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.