Падение - [27]

Шрифт
Интервал

Слава зашёл в лифт и поехал к Роде.

* * *

— Родя! Я пошла! Давайте долго не играйте, через полчаса выпей таблетку.

— Хорошо, мам!!

Родя крикнул так, что Славе аж по ушам ударило. За дверью послышался звук запираемого замка.

— Ну, Родион Павлович, с чего начнём ваш разнос?

— Давай с футбольчика.

Слава запустил игру. Старый маленький плазменный телевизор затрещал, приставка закряхтела, но вскоре появилось главное меню. Слава быстренько всё настроил. Приступили к выбору команд.

— Я за Реал, — уверенно сказал Родя.

— Молодец. А я за Ювентус. Возьми другую форму, а то сливаться будут.

— Погнали! Сейчас я тебя раскатаю быстренько.

Они начали матч. Слава с первой же атаки забил красивый гол с распасовки, буквально закатив мяч в пустые ворота. Родя недовольно хмыкнул. Первый же его пас с центра поля был перехвачен Славой. Разнообразно финтя, он дошёл до ворот и вколотил в «девятку». Родя начал играть от обороны, увлёкшись короткими пасами. Даже дошёл до ворот и ударил. Мимо. Слава разыграл мяч, провёл стремительную контратаку, вышел один на один с вратарём, дождался, когда Родя выведет его с линии ворот, и красивой свечкой перебросил мяч через голову вратаря прямо в сетку.

— Да что такое! Ладно, я ещё разыграюсь.

Дальше Слава начал поддаваться, украдкой поглядывая на друга. Родя весь был сосредоточен на игре. От порывов эмоций вскидывал загипсованную ногу вверх. Весь покраснел от натуги, даже пот выступил на лбу.

На момент перерыва счёт был 3–1 в пользу Славы.

— Эй, Роналду, тебе матушка так-то сказала таблетку выпить.

— Ага. Ну так будь другом и принеси. Я пока замены поделаю и схему поменяю. Смотри, ещё тебе отыгрываться придётся!

— Ну давай, Моуриньо загипсованный, удиви меня!

Слава обошёл ногу Роди, уложенную на табуретку и отправился на кухню. Мимоходом осматривал квартиру. Многого здесь не хватало. От хорошего шкафа-купе остались лишь следы на обоях. В том углу, где он стоял, бесформенной кучей валялась одежда. Декоративных картин на стенах и вовсе не осталось. Раньше, помимо дивана, в комнате было ещё и два добротных кожаных кресла. Теперь их не было.

Коридор вдруг показался обшарпанным и заброшенным. Почему? Ведь Слава сотни раз до этого ходил по нему.

«Родители Родьки всё распродали, лишь бы он выздоровел».

Кухонная мебель исчезла. Остались только ящики-шкафчики бежевого цвета, и появился покосившийся кухонный стол. В школьной столовой некоторые столы свежее выглядели. Вокруг стола выставлены три табуретки.

У раковины лежал полупустой блистер от таблеток. Слава прочитал название, крикнул его Роде. Тот ответил утвердительно. Слава захотел налить другу воды, чтобы запить таблетку, но в чайнике не было ни капельки. В графине тоже. Слава решил набрать из-под крана. Включил холодную воду, но жидкость не потекла. Кран протяжно и жалобно загудел.

— Славка, открути там кран внизу! У нас в доме на воде даже экономят!

Слава услышал, подлез под раковину, провернул синий рычажок с наклейкой рядом: «Х. вод.»

Теперь вода из-под крана пошла. Слава наполнил стакан наполовину, захватил таблетку и вернулся в комнату.

— А ничего, что вода некипячёная?

— Забей, у нас фильтр стоит. Ну или стоял. Похрен.

Родя проглотил таблетку, запил глотком воды.

— Поставь стакан на место. Если сам пить захочешь, то угощайся. Не ссы, я не бобрённый.

— Хочется в это верить. — Слава подозрительно пожал плечами, хотя у него в это время сердце обливалось жалостью к Роде и его родителям. Слава продолжил, следя за тем, чтобы голос не выдал его истинных мыслей:

— Погнали? Голов семь-то тебе закатить — благое дело.

Матч закончился ничьёй 4–4. Оба согласились на эту ничью. Родя устало откинулся на диван и закрыл глаза. Гримаса боли читалась на его лице. Миг — и её не стало. Родя открыл глаза и принялся выбирать новую команду.

Слава молчал и ненавидел себя за молчание. Нужные слова и темы исчезли, словно их вынес из головы искусный медвежатник.

— Курить охота, — проворчал Родя и выбрал Манчестер Юнайтед.

— Ммм, — идиотски промычал в ответ Слава. — А тебе можно?

— Нет. А тебе? Восемнадцать есть? Смотри, чтобы мамка не заругала.

— Да ей пофиг вообще, — Слава метался между Лионом и ПСЖ, в итоге выбрал парижский клуб.

— Внатуре? С каких это пор?

— С тех самых, когда батя завёл себе любовницу. — Слава не хотел этого говорить, но слова сами выскочили из него.

— Внатуре? — в голосе Роди смешалась недоумение и жалость.

Игра началась. Родя разыгрался, провёл стремительную атаку и открыл счёт на первых минутах. Слава не особо следил за игрой, автоматически нажимая кнопки. Ему показалось, что это хороший ход — говорить с другом откровенно. Да и держать всё внутри Славе ужасно надоело. Может быть, Родя ответит откровенностью на откровенность?

— Ага. То собачатся так, что никакие наушники не помогают, то просто игнорируют существование друг друга. А я и понятия не имею, что хуже. Как по мне, так — второе.

— Ну да. Диалог — сильная вещь. А что, ты на сто процентов уверен в том, что батя виноват?

— Уже да. Раньше сомневался.

— И чего он?

— Да нихрена. Якобы в Питер укатил на две недели. Может, у своей любовницы зависнет на всё это время, кто его знает? А потом явится и нас с матерью пинком под зад из квартиры выпнет. Станет с той жить. Почему бы и нет?


Еще от автора Андрей Николаевич Пихтиенко
Циферщик

Психологический триллер. Смерть и безумие гораздо ближе к нам, чем представляется. Потеря близкого человека может привести к потери самого себя. Мир вокруг нас, люди вокруг нас легко могут обернуться совсем не теми, кого мы привыкли видеть.При создании обложки использована тема питерского художника Алексея Зуева.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!