Падение короля - [76]

— Следуйте за мной! Наверху будет посветлее.

Они вошли в просторную комнату, в которую свет попадал через окошко, выходившее на двор. Однако и там было темновато. Миккель увидел подвешенный под потолком скелет крокодила, несколько птичьих чучел, на полу всюду валялись книги и поношенное тряпье. Среди гор пропыленной бумаги на столе стоял глобус. По стенам тянулись полки, уставленные бутылками всевозможных размеров. Затхлый воздух комнаты был пропитан тошнотворным аптечным духом, который отдавал то ли ржавчиной, то ли грибами.

— Нет, вы только подумайте! — удивленно восклицал Захария добродушным тоном. — Присаживайтесь, пожалуйста! Чтобы король Кристьерн ко мне, скромному ученому, посылал своего посланца! Но ведь не ради моего хирургического мастерства я понадобился королю!

— Нет! — подтвердил пораженный Миккель.

Желтый череп Захарии пришел в равномерное покачивание: кивок вперед — кивок назад. При этом он мурлыкал, как кот.

— Да, стареем, стареем мы, Миккель Тёгерсен! — произнес он вдруг, огорошив собеседника. При этом Захария следил за ним с вытянутой шеей, не сводя пристального взгляда.

Миккель вздрогнул и посмотрел на него. Разинув от удивления рот, он спросил:

— Как это?.. Вы знаете…?

Голова Захарии опять пришла в качательное движение, он наслаждался своим торжеством.

— А как же! — сказал он. — А как же! — Но на этом с шутками было покончено, он принял серьезный вид. — Так-то!

Несколько минут прошло в молчании. Миккель уставился в пол, в голове у него все перемешалось. С этим человеком не след ссориться. Он склонил набок голову и простодушно посмотрел на Захарию:

— Постарели!.. Какое там! Вы совсем еще не похожи на старика. Вот мне уже восьмой десяток пошел, а вам никак не дашь таких лет.

Тогда Захария вдруг вскочил со своего места, выбежал на середину комнаты и, захихикав, стал расхаживать туда и сюда большими шагами. Внезапно он расхохотался еще ужаснее и прищелкнул пальцами перед самым носом Миккеля:

— Пожалуй что я и вовсе еще молоденький! — И еще увеличив шаг, он, заливисто смеясь, начал:

Mugit et in teneris…

Тут он взвизгнул от хохота:

Formosus…

И вышагивая, точно аист, и разражаясь новой руладой, закончил:

Obambulat herbis..[14]

Захарию так разобрало веселье, что он долго не мог успокоиться после того, как процитировал Овидия.

Смущенный Миккель сидел с выражением невинности на лице, как бы умывая свои старые руки. Косясь на глобус, он думал о порученном ему деле.

Захария алчно перехватил его взгляд и догадался, как надо вести игру.

— Королю угодно узнать о расположении небесных светил? — спросил он быстро.

— Да, — признался Миккель со стариковской покорностью и терпением — видать, этот человек все знал наперед.

— Говорите! — потребовал Захария.

И Миккель вкратце изложил цель своего приезда. Полгода тому назад король и Миккель поспорили об одном астрономическом вопросе. Будучи в Иерусалиме, Миккель повстречал одного немецкого монаха, который убежденно доказывал ему, что не солнце вращается вокруг земли, а как раз наоборот. Впоследствии он то же самое услышал в Италии. И вот однажды, рассказывая королю о своих путешествиях, он между прочим упомянул и об этом. Король сразу ужасно разволновался. С тех пор у них чуть не каждый день шли об этом споры. Миккель как-то сразу поверил в то, что ему рассказывал монах; он поневоле согласился с ним во время переезда верхом на верблюдах через Малую Азию, наблюдая у себя над головой движение светил. Кроме того, он основывался еще и на личном опыте совсем другого рода. На примере собственной жизни он пришел к тому же выводу, сначала он воображал, что весь мир вертится вокруг него одного, но, наблюдая жизнь, постепенно понял, что это ему только кажется. А король не мог вынести, что Миккель держится такого мнения, его это просто бесило.

Миккель умолк и засопел при мысли о тех обидах, которые он претерпел в связи с этими спорами. Ибо не раз бывало, что король после неудач в дневных диспутах подкрадывался ночью к Миккелю и дубасил его сонного в темноте.

В конце концов они порешили представить дело на суд Захарии, когда молва донесла до них весть об его учености.

Захария щурился, слушая Миккеля, ибо до смешного будничный тон повествования произвел на него известное впечатление. Такой чудовищной ересью, которая переворачивает вверх тормашками все мироздание, он на месте Миккеля наслаждался бы с упоением. Захария вскочил со стула, суетливо забегал по комнате, нацепил на нос очки и долго рылся в каких-то бумагах. Наконец он вернулся к Миккелю, скроив равнодушную и уверенную мину, и выпалил по-латыни:

— Хорошо, приступим к исследованию. Приходите завтра.

Миккель с трудом встал и поблагодарил Захарию. Однако он не уходил, а обвел помещение долгим изучающим взором, по очереди задерживая его на необычайных бутылках.

— Я провожу вас до двери.

Миккель, шевеля губами, разглядывал бутылки. Очевидно, Захария разучился читать его мысли. Тогда Миккель вздохнул и издал короткий смешок:

— У меня что-то такая жажда разыгралась, мастер Захария! А нельзя ли нам…

Захария стал громко сокрушаться, сожалея о том, что в доме у него не найдется ничего, кроме лекарств. Низменные мирские поползновения Миккеля его огорчили, и он скучным голосом начал распространяться перед своим посетителем о простой и умеренной жизни ученых. Между тем он все-таки извлек откуда-то кувшин и оловянный кубок и налил его до половины. Миккель пригубил. Это было крепкое испанское вино. Он жадно выпил и, по счастью, сумел припомнить кстати подходящий стих из Горация. Захария оживленно закивал и сам тоже выпил глоточек. Но когда вино проникло в его нутро, он обнажил в ухмылке узкие полоски десен: