Падение короля. Химмерландские истории - [130]

Пастор покосился на них. Отъевшиеся зубоскалы так и покатились от смеха. Но пастор все-таки надел башмаки! Он словно хотел преподать им урок кротости. Затем все отправились осматривать быков. Тщедушный пастор тащился и шаркал башмаками; он, точно ребенок, мог вертеть в них ногами во все стороны.

Шутки так и сыпались на пастора. Говорили, что падение в навоз ему не грозит, потому что ноги у него тяжелее туловища. Говорили, что в таких корытах он, дескать, сможет переплывать реку, как на плоту… В общем, глумились как только могли.

И тут Йокум Стисен закричал, что ежели пастор сможет дойти в таких деревянных башмаках до Гамбурга, то он отдаст ему поместье Кнуструпгор.

— Это пари? — быстро спросил пастор.

— Выходит, так! — загоготал Йокум Стисен, а остальные пришли в восторг, видя, как дурачат пастора.

— Вы слышали? Стало быть, вы все свидетели, — сказал господин Манволь.

Он вошел в сени, скинул с себя башмаки и отправился домой. Вся компания чуть не лопнула от смеха. Правда, Йокум Стисен был немного озадачен; ведь пастор ухитрился обернуть шутку в серьезное дело и с тем ушел.

И вот к вечеру, после того как гости просидели за картами часа четыре, они увидели господина Манволя, который въезжал во двор в своей голштинской коляске. Мадам тоже была тут! Пасторский батрак сидел на козлах за кучера. Что бы это значило? Когда все выбежали во двор, то увидели, что коляска набита хлебом, мясом и другими припасами; был тут и бочонок пива. Пастор потребовал, чтобы ему вынесли большие деревянные башмаки. Он готов отправиться в путь.

Йокум Стисен не на шутку растерялся. Сперва он стал просить прощения, потом предложил изрядный денежный выкуп, если пастор откажется от задуманного. Но господин Манволь твердо стоял на своем и не дал соблазнить себя синицей в руках вместо журавля в небе. Мы ведь всегда должны стремиться к большой цели. Отказаться от пари Йокум Стисен не мог, тому было слишком много свидетелей. Он надулся, как индюк, ругался, грозился и обзывал пастора самыми обидными словами. Что ж, и это иной раз приходится стерпеть, ведь верно? Тщедушный пастор твердо решил пройти свой крестный путь. Как ему удалось подбить на это мадам, сказать трудно, а может, она на сей раз и сама увидела, что не такую уж глупость затевает ее дуралей? Во всяком случае, она была так же непреклонна, как и он.

Ради имения Кнуструпгор можно было пойти на любую, даже самую сомнительную сделку.

Вот когда Йокум Стисен попался на крючок! Кое-кто пытался образумить пастора. Ну на что это похоже?… Какая странная причуда! Ведь он вмиг лишится своего места, предупреждали его. А он знай себе требовал деревянные башмаки, ему не терпелось приступить к самоистязанию. Тогда, чтобы поколебать его, присутствующие прибегли к насмешкам. Но тут на помощь ему пришла мадам. Она со своего места обрушила такую брань на собравшихся, что те смущенно потупились. Препирательства длились долго. Йокум Стисен от злости совсем потерял разум и накинулся на пастора с кулаками, но его удержали силой.

В конце концов он сдался и швырнул деревянные башмаки прямо в грязь, под ноги пастору. «Пускай этот служитель божий катится в них ко всем чертям!» — заорал он. Это было прямое поношение. Но ведь он сам приучил пастора сносить бесчестье. Господин Манволь даже не ответил ему, до того унижен он был в сердце своем. Он надел башмаки. Шутки шутить он не собирался. Он натянул на себя три пары толстых шерстяных чулок, чтобы хоть как-то заполнить «корыта». Откуда брались силы у этого слабого, тщедушного человека? От уверенности, сдается мне. Все так и покатились от смеха, увидев его в позе пилигрима, готового к своему тяжкому и долгому пути. Но тут все увидели, что придумали пастор с женой… Они велели кучеру ехать шагом, а пастор вцепился руками в задок повозки. Это поддерживало его, и подмога была нешуточная. Но все-таки он шел сам, тут придраться было не к чему. И вот таким манером они выехали из поместья.

Путь от Раннхольма до Гамбурга лежит почти через всю Ютландию! Господин Манволь проделал его за месяц и одиннадцать дней. Никто не верил, что он одолеет такой путь, но все-таки он его одолел! Пастор шагал в день по три-четыре мили, иной раз больше, иной раз меньше. Много тягот перенес он в дороге, и много натерпелся он от людей. Иные думали, что он не в своем уме, и требовали засадить его в сумасшедший дом, другие порицали его за грех, который он совершал. Чтобы священнослужитель позволил себе такое, слыханное ли дело? Но мне бы хотелось взять его под защиту. У многих ли хватило бы духу отважиться на такое безрассудство? По мне, так его бы за это следовало медалью наградить.

Не успевала процессия приблизиться к селению, как молва уже опережала ее. Люди сотнями окружали старого пастора. Они плевали на него. Зачем? Другого места, что ли, не было для этого? Они толпились вокруг и пели: «Мальбрук в поход собрался…» В Коллинге его и вовсе засадили в тюрьму, но вскоре выпустили.

Йокум Стисен послал верховых, которые должны были не отставать от пастора и следить, чтобы он не вздумал сесть в повозку. Они, само собою, пытались и вредить ему при случае. К югу от Фредеритса они разломали мост, чтобы помешать ему перебраться на другую сторону. Но это смогло задержать его лишь на короткое время, пока чинили мост.