"Разумеется, — согласился Режиссер. — Вам нечего было бы сказать. И, значит, вам предстояло бы вновь пройти всю жизнь до нынешнего момента, все повторить… Вы могли бы уйти к Анне и Марии, к жене и дочери. На одной из ступенек туннеля был такой поворот, к ним, поворот в покойгибо вы остались бы с ними, не двигаясь ни в прошлое, ни в будущее, чтобы пощадить их и себя… вы взглянули только на пирамиды и увидели, какой безысходной жутью веет от них… Предупреждение о невозможности возврата, об ужасе возврата… О легкости возврата… О ложности отчаяния перед будущим… Время движется вперед общим усилием воли… Движение вспять — отсутствие разума и воли, падение к подножию пирамид… Мир сотворен волей к гармонии… Из небытия и хаоса… Хаос- откат в небытие… Нельзя получить новое небо взамен на разрушенную и проклятую землю… Ценой бездарной жизни не покупается вечность… Спаситель не вернется к ожидающим его в унынии и страхе… К Спасителю надо идти… Это ты говоришь, Петр Петрович…"
"Я?!" — удивился Лукашевский.
"Ты. Более того, ведь и я — это ты. Я существую только по твоей воле. Не я режиссер, а ты режиссер… Я возникаю и материализуюсь только по твоему зову… Так же, как пирамиды на картине… И все, что случилось, — твоя версия отката маятника… Ты это понял… Ты сам себе это говоришь… Прислушайся…"
Голос поднявшейся на палубу Александрины лишь на две-три секунды отвлек Лукашевского (она сказала: "Мужчины, идите есть, ужин на столе!") Он оглянулся на голос
Александрины, а когда снова повернулся к Режиссеру, того рядом не оказалось.
"Эй! Вы где? — удивился Лукашевский. — Александрина зовет нас", — и вдруг почувствовал, как его обдало внезапным холодом. Мысль о том, что Режиссер исчез, не сразу ясно и отчетливо-словесно прозвучала в его мозгу. Прежде нее он ощутил пугающее отсутствие. И лишь спустя несколько мгновений мысль об этом и замирающее эхо последнего слова Режиссера: "…прислушайся… прислушайся… прислушайся…"
"Ну что же вы там? Идите ужинать!" — повторила свое приглашение Александрина. — Остывает".
"Иди сюда, — позвал ее Лукашевский, овладев собой. — Подойди!"
"На палубе свежо, а я легко одета" — сказала Александрина, но подошла. Удивилась, что Лукашевский один, спросила про гостя.
"Его нет, — ответил Лукашевский, еще не зная, как объяснить, исчезновение Режиссера. — Тут нет ничего странного… Нет, нет, — упредил он ее вопрос, никто за борт не бросался… Дело в том… Ну да ладно! — сказал он, крепко взяв Александрину за руку. — Это такое дело… Ты не сразу поймешь. Но надо идти ужинать", — он подвел ее к трапу, ведущему в каюту, пропустил вперед и уже опускаясь следом за ней, оглянулся. Он остановился так резко, что Александрина испугалась и спросила:
"Что случилось? Он?"
"Ох, — ответил Лукашевский. — Не верю… Посмотрите, пожалуйста".
Александрина поднялась к нему и тихо засмеялась.
"Да? — спросил Лукашевский. — Это он? Наш маяк? Ты тоже видишь?"
"Конечно, вижу, — ответила Александрина. — Три секунды — пауза, три секунды — свет… так работает только наш маяк. Значит, там кто-то есть! Сам-то маяк светить не будет".
"Не будет", — сказал Лукашевский.
"Мы не так далеко ушли. Надо вернуться и проверить", — предложила Александрина.
"Да! — прижав к себе Александрину, радостно сказал Лукашевский. — Надо вернуться и проверить! Мы ушли совсем недалеко! — засмеялся он. — Это такое счастье! Надо вернуться!"
"Но сначала — хоть по глотку чаю".
"Да! — согласился Лукашевский и еще крепче обнял Александрину. — По глотку чаю — и домой!"
Они спустились в каюту. Александрина засуетилась у стола.
"А где дядя Петя? — спросил Павлуша, глядя на Лукашевского. — Почему не пришел дядя Петя?"
"Да вот же он!" — оглянулась Александрина, но, встретившись глазами с Лукашевским, вдруг обмерла и уронила чашку.
"Вы что? — не понял происходящего Лукашевский. — Что с вами?"
Александрина ткнула пальцем в сторону зеркала. "Посмотрите на себя", прошептала она побелевшими губами.
Лукашевский подошел к зеркалу и с ужасом откачнулся: из зеркала на него смотрел Режиссер.
