Падение Иерусалима - [55]

Осмотревшись, Нехушта поняла, что они находятся у второй стены нового города Бецета, недалеко от старых Дамасских ворот; справа от них, чуть позади, вздымалась большая башня Антонии. Под стеной громоздились зловонные кучи мусора, поросшие уже травами, и склоны древнего рва пестрели весенними цветами. Домов здесь не было, запах стоял омерзительный, и они подумали, что это как раз подходящее место, чтобы спрятаться. Нехушта подняла Мириам и, невзирая на её жалобы и распухшую щиколотку, потащила вперёд, пока они не достигли места, где, как и в дни нынешние, стена покоилась на скале: тут в грубой кладке были большие углубления, заросшие высокой травой. К одному из таких углублений Нехушта и привела Мириам; усадив госпожу на траву, она осмотрела её ногу, ушибленную, очевидно, пущенным из пращи камнем. Воды для промывания кровоточащей раны у неё не было, и она просто наложила на щиколотку раздавленные травы и привязала их куском полотна. Мириам была в таком изнеможении, что уснула ещё до конца перевязки. Некоторое время Нехушта смотрела на неё, размышляя, что делать, пока под лучами тёплого весеннего солнца и её не сморил сон.

Приснилось ей, будто видит она бородатого, белолицего человека, глядящего на неё из-за выступа скалы, и она, вздрогнув, проснулась. Скала, которая ей привиделась, на месте, а человека нет. Тогда она посмотрела наверх. Над ними гигантскими камнями поднимается крепостная стена, высокая и неприступная. Туда могла бы взобраться только ящерица, но не человек. А спрятаться там негде. Нехушта решила, что это какой-нибудь сборщик мусора, который наткнулся на них в высокой траве и убежал. Мириам крепко спала, и пожилая женщина, ещё не оправившаяся от усталости, опять уснула; прошло некоторое время — час, два или три, она не знала, — и её разбудил какой-то шум. Открыв глаза, она увидела за выступом скалы уже не одно седобородое лицо, а два — оба смотрели на неё и на Мириам. Но как только она присела, они исчезли. Тогда она прикинулась, будто продолжает дремать, и лица появились вновь; внимательно её рассматривая, оба незнакомца взволнованно перешёптывались. И вдруг одно лицо повернулось к свету, и Нехушта сразу же узнала, кто это, и возблагодарила в душе Всевышнего.

   — Брат Итиэль, — спокойно произнесла она, — почему ты прячешься,точно кролик, среди камней?

Обе головы исчезли, но шёпот продолжал доноситься. Затем один из незнакомцев поднялся из зелёных трав, как встают из воды. Это был Итиэль.

   — Так это ты, Нехушта? — сказал хорошо знакомый голос.

   — Она самая, — ответила женщина.

   — А госпожа, спящая с тобой рядом?

   — Когда-то её звали Царицей ессеев; теперь она преследуемая беглянка, которой угрожает смерть от рук Симона, или Иоанна, или Элеазара, или зелотов, или сикариев[31], или каких-нибудь других святош-головорезов, которых в Священном городе хоть пруд пруди.

Итиэль воздел руки в знак благодарности Небесам и сказал:

   — Ш-ш! Ш-ш-ш! Здесь даже птицы могут быть лазутчицами... Брат, заберись на этот валун и посмотри, нет ли кого поблизости.

Оглядевшись, второй ессей ответил:

   — Тут нет ни души, а со стены нас не видно.

Итиэль показал ему жестом, чтобы он спустился.

   — И крепко она спит, твоя молодая госпожа? — спросил он у Нехушты.

   — Как убитая.

Двое мужчин ещё пошептались и только тогда вылезли из-за скалы. Велев Нехуште следовать за ними, они подняли спящую Мириам и перенесли её через кусты к другой скале. Раздвинули побеги травы и отвалили камень, под которым зияло небольшое, как шакалья нора, отверстие. Гуда — пятками вперёд — сошёл второй ессей. Нехушта помогла ему спустить в дыру Мириам и спустилась сама. За ними последовал Итиэль; он расправил помятые травы и закрыл вход камнем. Они оказались в полной темноте, но братья, очевидно, чувствовали себя в ней уверенно; подняв опять Мириам, они прошли тридцать — сорок шагов. Чтобы не отстать, Нехушта держалась за одежду Итиэля. Наконец что-то — то ли холодный воздух пещеры, то ли глубокий мрак, то ли прикосновение чужих рук — разбудило Мириам от её полуобморочного сна. Она забилась и закричала бы, если бы Нехушта не велела ей молчать.

   — Где я? — спросила она. — В преисподней?

Нет, госпожа. Погоди немного, сейчас тебе всё объяснят.

Мириам испуганно к ней прижалась; тем временем с помощью кремня и огнива Итиэль высек огонь и запалил свечу. По мере того как свеча разгоралась, его лицо всё явственнее выступало из кромешной тьмы. Не так ли восстают из могил призраки?

   — Конечно же, я умерла, — сказала Мириам, — а передо мной стоит дух моего дяди Итиэля.

   — Нет, не мой дух, — я сам во плоти, — ответил старик, трепещущим от радости голосом. Не в силах больше сдерживаться, он отдал свечу своему спутнику и, схватив Мириам в объятия, принялся её целовать. — Добро пожаловать, моё дорогое дитя! — восклицал он. — Добро пожаловать, трижды добро пожаловать в нашу тёмную берлогу и благословение Всевечному за то, что он привёл наши стопы к тебе! Но ничего не отвечай, мы ещё слишком близко к крепостной стене. Протяни руку и следуй за мной.

При слабом мерцании свечи Мириам увидела над собой широкие каменные своды. По бокам тянулись грубо вытесанные, влажные, всё в потёках, стены, а на полу или полувырубленные в потолке можно было разглядеть заготовки для храмовых колонн.