Падение Берлинской стены - [6]

Сразу после юбилея 20-летия падения стены мне в руки попалась любопытная статья в еженедельнике «Русская Германия», издающемся в Берлине для русскоязычной диаспоры в ФРГ[6].

Текст, написанный сотрудницей редакции еженедельника Светланой Бильской, привлек мое внимание своеобразным углом зрения, под которым она рассматривала не только минувшие празднества, но и само событие двадцатилетней давности, очевидцем которого она была. Судя по всему, автор был то ли членом семьи военнослужащего Советской армии, то ли вольнонаемным служащим Западной группы войск (возможно, преподавателем в одной из средних школ при ЗГВ в Потсдаме), и у него сложилось собственное мнение обо всем случившемся. Мне кажется, что ради полноты картины стоит привести эту статью полностью.

Бильская начинает свой рассказ так: «Ангела Меркель в тот четверг сходила в сауну, выпила пива в баре; Горбачев «хорошенько выспался»; Франсуа Миттеран «испугался»; Гельмут Коль был застигнут врасплох. А вот что делала в день падения Берлинской стены ты?» – с улыбкой спросил меня знакомый. Ну, я в тот день еще ничего не знала, а вот на следующий сидела у телевизора в «своем» Потсдаме после работы и с любопытством, тревогой и растерянностью смотрела репортажи. Помню, испытывала стыдящуюся жалость к людям, которые – пусть уж они меня простят! – как стадо из загона, давясь, ринулись то ли на волю, то ли к яслям-кормушке. Казалось, что они телами своими способны сокрушить стену, пройти сквозь нее, лишь бы ворваться. Осознавала ли я, что падение стены – это конец ГДР? И чем это оборачивалось для ее жителей, для страны в стране – Группы советских войск, для меня лично? В тот миг – нет. Смутно лишь понимала, что день падения стены стал первым днем вывода советских войск из Германии».

И далее: «Об этом времени можно рассуждать-рассказывать томами, а у меня «под рукой» всего горсть абзацев. Падение стены – действительно эпохальное событие: нелепость и мерзость бетонированного загона не поддается сомнению. Как не поддается уже сомнению и проигрыш того социализма, который пытались построить за стенкой СССР и его «братья». Единственно, в чем я по-прежнему сомневаюсь, так это в цене. А она – это погребенные под стеной судьбы маленьких людей что в Германии, что в бывших странах Союза. Людей, которые не были готовы к глобальным встряскам, которые – пусть и слабовольно – не хотели никаких изменений, боялись их и вполне довольствовались тем, что имеют. Кто обращает внимание на летящие щепки, когда из срубленных, обтесанных бревен строится новый дом, правда? Только вот жаль Франка, попавшего под жернова истории и не сумевшего остаться, как при ГДР, уважаемым инженером. Труд-то любой почетен, на заработанные деньги можно теперь купить много бананов, но куда деть память и опыт проклятого инженерского прошлого, выброшенного стеной в мусор, который он теперь старательно убирает? Или же Ингрид, которая, упрямо наклонив голову, обещала: «Мы еще покажем западникам, как умеют работать гэдээровцы! Мы еще заставим себя уважать!» А фирму ее сжевали через два года: мешала осваивать «дикий Восток». Ладно, чиновники, номенклатура – те, как известно, народ мимикрирующий, затерли середку прежнего флага[7] и снова у дел. А вот тысячи неподтвержденных дипломов по одной только причине, что для их получения в обязательном порядке учили и сдавали идеологически «неправильные» предметы?[8]. И соответственно тысячи профессионалов, оставшиеся без работы (которые потом и по этой причине пополнили ряды НДПГ[9])? А выброшенные за борт – будто в страхе за бунт на корабле – офицеры гэдээровской армии, полицейские? А в день оказавшиеся нерентабельными сотни предприятий с их тысячами людей? А в миг ставшие ненужными детсады, молодежные лагеря, профсоюзные, как тогда говорили, здравницы?»

Бильская продолжает: «Молодежи было легче, это факт. А тем, кто прожил в ГДР 30-40 лет? Возьмите одну крохотную жизнь 60-летнего, в день падения стены, человека. Подсчитайте по годочкам. Родился в 1929-м, первый «приход в сознание» – Гитлер, детство-хайль, потом война, бомбежки, голод, послевоенная разруха – и раздел. Но после этого – наконец-то работа, скромный, но уверенный достаток. Да, чужие солдаты в нелепых шинелях-мешках, ворующие яблоки и велосипеды[10]; да, грохот чужих танков, ползущих на полигон и с полигона; да, первый на деревне лоботряс, ставший при новой власти чванливым начальником; да, тупые лозунги, за которые и по сегодня стыдно; да, стена в Берлине – от своих же, немцев; да, мир, сузившийся до СССР, Польши, Чехословакии, ну еще Болгарии… Зато работа, домик, по пролетарскому блату отданный тебе государством (и отобранный в 89-м прежним хозяином-весси[11]), спокойное будущее детей и даже гордость за самую крутую среди «социалистов» страну: сами смогли, сами построили, немец – он при любой власти построит и газон разобьет! После «предисловия» юности не так уж и мало. Тем более что ряд «да – зато» можно продолжить. Только вот все снова обрушилось, и в 60 лет – навсегда».

О самом наболевшем: «Ну, ладно, предположим, это немецкие внутренние разборки. А вот тех российских офицеров и их жен-детей, которых вывозили из Группы в чистое поле, в палатки, спешно гнали, как заключенных, по этапу, разламывая судьбы по хребту и наживаясь политически, финансово на хаосе, – их не жаль? Сами немцы не верили, что так неприлично быстро и так мизерно дешево «отделались» от полумиллионного войска победителей».