Падение Берлина, 1945 - [28]
По мере приближения советских войск к Берлину в Германии усилились репрессии и возросло число экзекуций[149]. 23 января, в день, когда советские войска пересекли старую границу рейха, были казнены еще несколько членов немецкого сопротивления, связанных с июльским заговором 1944 года. Приговор привели в исполнение в тюрьме Плётцензее. В число жертв нацистского режима вошли граф Гельмут фон Мольтке, Ойген Больц и Эрвин Планк, сын нобелевского лауреата, физика Макса Планка.
Новый лозунг Геббельса: "Мы победим, потому что мы должны победить" вызвало среди немцев презрение, смешанное с чувством отчаяния. Большинство из них просто не понимало, куда катится их страна. Но хотя теперь только неисправимые фанатики верили в "окончательную победу Германии", основная масса населения продолжала покорно подчиняться нацистскому руководству. Люди просто не знали или не представляли, как можно жить иначе. Безжалостная геббельсовская пропаганда убивала любую попытку проявить свободомыслие.
Геббельс, который занимал сразу два поста — министра пропаганды и рейхскомиссара, ответственного за оборону Берлина, — был самым ярым сторонником ведения тотальной войны на уничтожение. Он не уставал посещать войска на фронте, произносить речи, инспектировать части фольксштурма и принимать их парады. Основная масса населения Гитлера теперь не видела. Он полностью исчез из хроники новостей. Последняя его речь по радио была произнесена 30 января, в день двенадцатилетней годовщины нацистского режима. Его голос был настолько слаб, что это заметили буквально все. Неудивительно, что поползли слухи о подмене фюрера. Многие считали, что настоящий Гитлер либо уже мертв, либо взят под стражу. Общественность ничего не знала и о местонахождении главы государства — находился ли он в Берхтесгадене или в Берлине? И пока Геббельс навещал жертв бомбовых ударов, зарабатывая тем самым для себя дополнительную популярность, фюрер не желал даже смотреть на свою разрушенную столицу.
Исчезновение Гитлера из общественной жизни, с одной стороны, произошло по его собственному желанию, а с другой — по причине невозможности показывать его на людях. Эфицеры, посещавшие рейхсканцелярию фюрера и не видевшие его со времени прошлогоднего покушения, в один голос говорили о том, как сильно изменился внешний вид Гитлера. "Он стал таким сгорбленным, рассказывал помощник Гудериана майор Фрайтаг фон Лорингхофен, — что порой кажется, он хочет подпрыгнуть"[150]. Когда-то сверкающие глаза теперь помутнели. Бледная кожа на лице стала почти серой. Когда фюрер входил в кабинет, где его ожидали военные, всем было видно, как он хромает на левую ногу. Его рукопожатие стало слабым. Часто он был вынужден придерживать левую руку, чтобы она не тряслась. В пятьдесят лесть лет Гитлер выглядел практически стариком. Фюрер потерял также возможность блеснуть перед собравшимися своим удивительным качеством держать в уме многие детали дела и относящиеся к нему статистические данные. И самое равное — теперь он не мог доставить себе удовольствие наблюдать, как его помощники и заместители грызут друг другу глотки за место у его трона. Вокруг себя фюрер видел сейчас одни только измены и предательства.
Офицеры генерального штаба, ежедневно посещавшие рейхсканцелярию, были хорошо осведомлены об антиармейских настроениях, распространявшихся в бункере фюрера. Приезжая к Гитлеру из Цоссена, Гудериан проходил мимо вооруженного караула эсэсовцев. Как только он и его помощники заходили в помещение, им немедленно предлагали раскрыть свои портфели для проверки. Затем у них отбираюсь личное оружие. Унизительнее всего было стоять под пристальным взглядом охранников, которые с подозрением рассматривали любую выпуклость на одежде генерала.
Армейским офицерам, заходя в рейхсканцелярию, следовало забыть о том, как отдается честь в вермахте, а салютовать истинным "германским приветствием" — выкидывая руку вперед и вверх. Для многих армейцев этот жест былнепривычным, и поначалу их рука тянулась к голове. Но заем, остановившись на полпути, она все же вытягивалась вперед. Фрайтаг фон Лорингхофен в нацистской канцелярии чувствовал себя чрезвычайно неуютно. Его предшественник на этом посту был казнен за участие в июльском покушении. Кроме того, его двоюродный брат, полковник барон Фрайтаг фон Лорингхофен, также подозревался в заговоре. Но тот успел покончить жизнь самоубийством.
Рейхсканцелярия была почти пустой. Картины, ковры и мебель были убраны. Повсюду виднелись результаты бомбежек — трещины на потолке, разбитые стекла, забитые фанерой окна. Однажды Фрайтаг встретил в коридоре, ведущем в комнату для военных заседаний, двух женщин. Они были хорошо одеты и имели красивые прически. Фрайтаг сильно удивился такой фривольности, которая совсем не подходила для этого места. Он обернулся к сопровождавшему его адъютанту Кейтеля и спросил его, кто это такие.
"Одна из них Ева Браун".
"А кто такая Ева Браун?" — снова удивился Фрайтаг.
"Она — любовница фюрера, — улыбнулся адъютант. — А вторая — ее сестра, которая замужем за Фегеляйном"[151].
Фрайтаг фон Лорингхофен счел за лучшее далее не задавать лишних вопросов. Вряд ли кто еще за пределами рейхсканцелярии слышал об этих женщинах, даже те офицеры, которые регулярно приезжали сюда из Цоссена.
