Падение Аккона - [96]

Кривую саблю с изящной рукояткой, а также кинжал он сунул за пояс под открытый спереди кафтан. Но пару метательных ножей, наоборот, следовало спрятать, и Тарик убрал их за пояс подальше.

Солнце почти достигло зенита. Через несколько часов оживлённую жизнь Каира должно было сменить сонное оцепенение. Спасаясь от полуденной жары, большая часть торговцев запирала свои лавки и пряталась в тенистую прохладу внутренних двориков.

Но до полудня Тарик собирался сделать ещё одно важное дело, ради которого и купил дорогую одежду и саблю в серебряных ножнах. Следовало продать один из камней — изумруд. А человек, продающий драгоценный камень, не мог выглядеть как подёнщик. Иначе его приняли бы за вора и препроводили к городскому начальству.

В квартале ювелиров Тарик на глаз оценил несколько крупных лавок, прилегавших непосредственно к улице Касаба. Сделав выбор, он решительно направился прямо к лавке, как будто хорошо знал, почему выбрал именно её. Он вёл себя так, будто хорошо разбирался в ювелирном промысле, был уверен и в стоимости своего камня, и в самом себе. Мысленно Тарик благодарил аббата Виллара, который перед их уходом из святилища объяснил тамплиерам, какую ценность эти камни в действительности собой представляют. Во время торговли это позволило ему не дать хозяину лавки усомниться в том, что тот имеет дело с опытным ювелиром. Сумма, на которой они в конце концов сошлись, вполне устроила обоих.

Тарик сделал ещё несколько мелких покупок и утолил голод в одной из многочисленных харчевен, встречавшихся на каждом углу. Самое жаркое время дня ему пришлось провести в тени пальм, которые росли на центральной площади Бай аль-Квасарайян возле одного из роскошных дворцов. Огромные бассейны на площади приносили отдыхающим немного прохлады. Однако спать Тарик себе не позволил. Время отдыха он провёл, предаваясь прежним раздумьям о спасении священной чаши и своих друзей.

Когда солнце стало жечь меньше, и в Каире снова проснулась жизнь, Тарик ещё часа два прислушивался к разговорам о местах, в которых торговали невольниками и где он мог бы найти Мак-Айвора. Но ничего определенного Тарик не узнал. Невольничьи рынки, которых в Каире было не меньше чем мечетей, закончили работу ещё в те часы, когда Тарик продавал золото. Дело осложнялось и тем, что Тарик не мог расспрашивать горожан, не подвергаясь опасности навлечь на себя подозрения. Если бы Тарик это сделал, да ещё спросил о конкретном рабе — захваченном в плен тамплиере, — сразу стало бы ясно, что он его знает. А такого риска Тарик себе позволить не мог. Как бы ни беспокоился он о друзьях, первой его обязанностью было спасение священной чаши.

И Тарик снова отправился в гавань. Разгуливая там, он непременно возвращался к «Калатраве» и изучал расположение мастерских, складов, пристаней.

Всё это время он лихорадочно соображал: как незаметно для охраны проникнуть на борт галеры, достать из трюма мешок с черным кубом и покинуть корабль? Судя по тому, как спорилась работа у плотников, не позже чем через два дня, а то и через день они должны были начать освобождать дно трюма, чтобы установить новую мачту. А значит, он должен был достать оттуда священную чашу не позже завтрашнего дня!

Чем дольше Тарик ломал голову над этой задачей, тем меньше у него оставалось надежд. Верное решение просто не желало приходить к нему. Пот катился с Тарика градом, а страх навеки утратить Святой Грааль стал его навязчивым спутником.

И все-таки идея вдруг осенила Тарика и с глаз его как будто упала пелена. Он понял, как должен поступить. Планы, которые он раньше строил, были слишком сложными для того, чтобы их можно было выполнить. Правда, окончательное решение Тарика было связано с огромной опасностью. Но у него не оставалось выбора. Он должен был пойти на риск и привлечь к этому Масламу аль-Фара. Две лодки, необходимые Тарику, он сам мог пригнать из рыбачьей гавани, расположенной в Фустате — южном предместье Каира. Но самое главное, без чего замысел Тарика почти нельзя было выполнить, сделать в одиночку ему не удалось бы. По крайней мере, днём. Здесь на успех мог рассчитывать только местный житель, имевший к тому же связи с другими людьми.

Тарик вздохнул. «Отчего бы ему и не помочь мне? Его злость на меня сильна, но её сила не составит и половины силы его любви к моему золоту». На память Тарику пришла пословица: имеющий достаточно денег может ездить верхом даже на судье. А денег у Тарика было достаточно.

Он решил использовать не только блеск золотых монет, но и другую приманку, которая усмирила бы Масламу с его приятелями. Она стоила Тарику нескольких дирхамов и значительных усилий — из города он вынес не только узлы с одеждой, но и тяжёлый мешок в придачу.

Руины на заросшем кустами холме Тарик нашёл пустыми, и это было ему на руку. Он расстелил у очага платок из простой ткани и разложил на нем принесённые из Каира лакомства. Вещи, отобранные ночью у Масламы, он тоже оставил на виду. Как только Тарик закончил приготовления, он услышал приближавшиеся голоса. Маслама громко ругался, а горбатый барабанщик беспомощно пытался ему возражать. Насколько понял Тарик, бродяги обсуждали попытку кражи, при которой из-за невнимательности Али Омара их едва не схватили. Бледнолицый Али дребезжащим голосом цитировал изречение пророка, который призывал к снисходительности, но двое других бродяг его не слушали.