Падение Аккона - [23]

И наступил день, когда все деньги Мориса были проиграны, пропиты и потрачены на распутных девок, а мнимые друзья, которых он содержал, растаяли в воздухе. Пришло время отчаяния, мучительных самоистязаний и крепчавшего с каждым днём страха перед тем, что Бог откажет его душе в спасении. Наконец, после длившейся всю ночь молитвы в деревенской церкви, Морис пришёл к убеждению, что искреннего страха в сердце недостаточно. За свои многочисленные грехи и ошибки он должен по-настоящему раскаяться — а именно в монастыре, и провести там остаток жизни. Только после этого он сможет предстать перед Всевышним в день Страшного Суда и снискать его милость.

Но вскоре оказалось, что среди монахов-бенедиктинцев он не находит душевного покоя и уверенности в том, что идёт верным путём, — то, на что он надеялся, придя в монастырь. Начались распри с монастырским начальством и с братией, Мориса все больше тяготила строгая и однообразная жизнь, которая столь резко противоречила его прежней разгульной жизни и его одержимости рыцарскими искусствами. Ничего удивительного не оказалось в том, что за несколько месяцев до конца испытательного срока ему пришлось покинуть монастырь.

— Я благодарен приору, который, несмотря на моё упрямство, хорошо относился ко мне и знал меня лучше, чем я сам. С его помощью я и достиг своей истинной цели, то есть стал тамплиером, — закончил Морис своё повествование.

— Как это произошло? — спросил Тарик эль-Харим.

— Он был не только добросердечен, но и проницателен. Он отправил меня с рекомендательным письмом к своему другу-комтуру. И у него я с первых же дней понял, что моя судьба — это жизнь и служба воина-монаха. Через год испытательного срока в комтуре Сен-Дени под Парижем я был принят в орден, получил плащ и два года назад с отрядом тамплиеров отправился в Святую Землю. Так, друзья, меня и забросило к вам в Аккон!

Тарик и Герольт оценили беспощадную откровенность, с которой Морис рассказал им о своих многочисленных заблуждениях.

— Идущий без вожатого потратит много лет на дорогу в несколько дней, говорят бедуины, — задумчиво произнёс Тарик.

— И кто ещё знает, куда дорога нас уведёт, — печально сказал Герольт.

— Боюсь, скоро она уведёт нас из Аккона и из Святой Земли, — ответил Морис. — Наша единственная надежда в том, что король Генрих скоро прибудет к нам с Кипра вместе с сильным подкреплением. Иначе Аккон не удержать.

Герольт ударил кулаком по столу.

— Почему только король с Кипра? Где поддержка из других стран нашей христианской родины? Как могло случиться, что от прежних государств крестоносцев и от Королевства Иерусалимского почти ничего не осталось? Я просто не понимаю, почему ни папа, называющий себя наместником Христа на земле, ни короли, ни всемогущие князья Европы не делают и малейших усилий для того, чтобы предотвратить беду и спасти Святую Землю для христианства! Или Иерусалим и другие места, где наш Спаситель жил, проповедовал, страдал и воскрес, для них уже ничего не значат? Что может быть важнее, чем изгнание полчищ неверных?

— Могу сказать, что для них важнее, — мрачно ответил Морис. — Их придворные интриги, их борьба за власть, их развратная, нехристианская жизнь — все это для них в тысячу раз важнее. Поэтому они и не открывают своих переполненных сундуков, чтобы пожертвовать деньги на войско и оружие. Что касается борьбы за свою веру, то мусульмане, если честно, вызывают у меня гораздо большее уважение, чем наши надутые князья и короли, способные бороться за Святую Землю только на словах.

Тарик невесело усмехнулся:

— Да, Морис. Это именно так. Суфии[19], мудрые учителя и странники мистических троп, учат: «Если Бог расположен к человеку, он дарит ему великое страдание, а если он хочет сделать его своим врагом, он дарит ему вдоволь мирских богатств».

— Ну, врагов мы имеем более чем достаточно, — заметил Герольт. — Но если все решили бросить нас в беде и Аккону суждено пасть, то я, по крайней мере, желаю биться с врагами до конца, до последнего человека, как велит нам честь тамплиеров!

— Ты прочитал мои заветные мысли, Герольт! — подхватил Морис. — Но открытое поле битвы, на котором каждый способен показать мечом и копьём, каков он в действительности воин, мне в десять раз милее, чем многодневное выжидание: когда же мамелюкам удастся пробить стену!

Тарик согласился с ним:

— Да, мы должны вспомнить о своих рыцарских добродетелях и вступить с ними в бой, вместо того чтобы ждать нападения! А если другие ордена к этому не готовы, мы, тамплиеры, должны показать им, что такое мужество и презрение к смерти при виде бесчисленных вражеских орд!

Когда три рыцаря вышли из греческой таверны и направились к цитадели у внешней стены, они уже были друзьями. Никто из них не обратил внимания на двух слепых туркополей, двинувшихся следом за ними. Никто не мог подумать, что уже ближайшей ночью у них будет возможность доказать своё мужество и храбрость в сражении с врагами — и, наконец-то, перед стенами Аккона!

10

Этой ночью Аккон выглядел очень обманчиво для мамелюков. Ничто не должно было предупредить врагов и дать им хотя бы намёк на то, что в третьем часу пополуночи начнётся вылазка из города. Крепостные стены патрулировало обычное количество караульных. И на узкой, шириной в сорок шагов, полосе между внешней и внутренней стенами, между городским замком на восточной стороне и воротами Святого Лазаря на западной также горело факелов не больше обычного.