Падди Кларк в школе и дома - [61]

— Нам же не разрешают, — и мелкий удрал в прихожую

— Маманю разбудишь, — злорадно сказал я, — Ей хуже станет, а ты будешь виноват.

Синдбад заткнулся.

— Энергии, то есть дурости, в тебе на двоих хватит.

Папаня всегда так говорил.

Я распахнул заднюю дверь, чтобы газ выветрился.

А если маманя не больна, а они просто… разодрались? Но я же ничего не слышал. Укладывались спать — смеялись. Значит, просто разговаривали.

Я прикрыл дверь.

Возвращался папаня: я узнал его по шагам. Распахнул дверь, вбежал через ступеньку, а закрыть за собой забыл.

— Погода чудо, — сказал он, — Позавтракал?

— Да, — соврал я.

— А Фрэнсис?

— И Фрэнсис.

— Молодцы. Умница, Патрик. За Кейти и Дейрдре присмотрит миссис Макэвой. Она добрая.

Я внимательно вглядывался в его лицо: не бледное, не напряжённое. Жил на шее не заметно, общий вид славный и спокойный. Значит, ничего страшного. Маманя просто слегка приболела.

— Маманя отдохнёт от малышек, оклемается… — продолжал папаня.

Значит, можно её навестить. Полный порядок. Приболела, просто приболела.

— Эх, не успею позавтракать, — сказал он с какой-то весёлостью, — Нет грешной душе покоя.

— А можно я наверх?.. — попросил я.

— А вдруг мама спит?

— Я только гляну.

— Лучше не нужно; разбудишь. Лучше не нужно. Хорошо?

— Хорошо.

Не хочет, чтобы я видел. Что-то это да значит.

— А как же завтрак? — забеспокоился папаня, — Ты ведь дома остаёшься.

— Сэндвичей поем.

— Сам сделаешь? Мне тут надо девчонок собрать.

— Угу.

— Молодец, — похвалил папаня. — И себе, и братику?

— Угу.

Масло замёрзло. Маманя как-то особенно скоблила верхушку масла, я так не умел. Поэтому без затей положил на каждый ломоть хлеба по куску масла. В холодильнике один сыр, а сыр я терпеть не могу. Значит, будут сэндвичи с маслом. Синдбаду тоже сделал, вдруг папаня проверит. Главное, с маманей всё в порядке. Если он вернётся улыбающийся, попрошу мелочи на хрустящие хлебцы.

Он улыбался.

— А можно сделать сэндвичи с хрустящими хлебцами?

— Неплохая мысль, — сказал папаня, отлично понимая, что это я у него денег прошу. На руках у него сидели девчонки, он их смешил. Сэндвичи на хрустящих хлебцах. Перекушу на большой перемене, нам же не велят уходить со двора, если только не пошлют с запиской куда-нибудь. Ничего страшного с ней не случилось. Ну приболела слегка; это наверняка могу утверждать. То ли живот болит, то ли голова, а всего вернее — очередная простуда. Папаня спустил с рук Кэтрин и искал в карманах деньги. Нашу малышку ничто не удерживало: папаня пришёл, значит, Кэтрин внизу.

— Ага…

Отыскал деньги.

— Вот.

Два шиллинга.

— Каждому по монетке. Только по-честному.

— Спасибо, папочка.

Вернулся Синдбад.

— Папаня нам дарит по шиллингу, — сообщил я ему тут же.

— А мы вернёмся — мамочке станет лучше? — прошептал Синдбад.

— Не факт, — непонятно сказал папаня, — не факт, но скорее всего.

— Сэндвичи на хрустящих хлебцах, — объявил я Синдбаду и показал ему два шиллинга. Вынул платок, положил в него монеты и тщательно завернул, потом затолкал в карман. Деньги были в безопасности.

Я приучился тянуть время после школы. Прятал ранец у забора Эйдана с Лайамом, в изгороди, и мы шли выслеживать Чудного Мужика. Чудной Мужик обитал в полях. Полей почти не осталось, но он всё равно там обитал. Однажды я на него напоролся, и он спрятался от меня в канаве. Весь грязный, горбатый, в длинном черном пальто и в кепчонке. Зубов у Чудного Мужика не было, одни черные пеньки, как у Тутси. Сам я не разглядел его зубов издалека, но догадывался, какие они страшные.

Мы выслеживали Чудного Мужика весь день. Бегали за ним, а он бегал от нас. Мы убить его были готовы. Он питался птицами, крысами и тем, что находил в помойке. Папаня всегда выставлял мусорку за ворота вечером в среду, потому что мусорщики приезжали утром в четверг, а по утрам он торопился на работу. И вот однажды в четверг кто-то сбросил с мусорки крышку и вывалил мусор на дорогу. Пакеты, кости, жестянки и прочее, что лежало сверху: то есть понедельничный, вторничный и вчерашний мусор. Я прибежал домой рассказать маме.

— Кошки шалят, — отмахнулась она, — не забивай себе голову.

Я вышел: пора было в школу, и заметил: один ломоть хлеба был точно каблуком примят. Я брезгливо пнул хлеб; примятая часть прилипла к земле. Чудной Мужик.

Он был ничей, бесхозный. Одна девчонка из Бэлдойла шла домой, а Чудной Мужик выпрыгнул из-за столба прямо перед ней и показал ей свой хрен. Девчонка заболела с испугу, даже в больницу попала. Полиция так и не поймала мы пошли выслеживать Чудного Мужика. Он чуял нутром, когда человек один и беспомощный.

— Во время войны он на передовой служил, — сообщил Эйдан мне и Лайаму. Кевин куда то поехал с родителями; заболела его бабушка, и его заставили надеть приличный костюм. Он принёс записку, и его отпустили пораньше с уроков. Я радовался, что Кевин не пришёл, но никому не говорил, естественно.

— Откуда ты знаешь? — спросил я таким голосом, каким ни за что бы не спросил, будь с нами Кевин.

— Его ранили в голову, а пулю неудачно вынули. Вот он и псих теперь.

— Убить его мало.

— Ага.

— Похоже, помрёт Кевинова бабка, — сказал вдруг Лайам, — помнишь, когда маманю хоронили, мы тоже в самых хороших костюмах на похороны шли.