Падающие в небеса - [38]

– Знаю этот ресторан, но боюсь, раньше девяти не сумею там быть.

– Вот и отлично, жду!

Михаила Петровича встретили в переговорной комнате как именинника. Приподнятое настроение коллег объяснил Миловидов:

– Мы все закончили, можно подписывать!

– А мне казалось, оставался еще приличный объем работы, – удивился Сапожников.

– Последние страницы документа повторяют те, что мы уже обсуждали, поэтому контракт готов к подписанию. Вы согласны? – Миловидов посмотрел на Штейница.

Тот одобрительно кивнул.

– Ну что ж, подписываем! – произнес Сапожников и достал ручку. – Где?

Миловидов протянул шефу тексты контрактов с несколькими закладками.

– А что, каждую страницу парафировать не нужно?

– Желательно, конечно, но вы же очень торопились!

– Уже нет. Поехали!

Сапожников, произнеся знаменитый гагаринский клич «Поехали!», с такой же улыбкой во все лицо начал быстро ставить свои инициалы в правом нижнем углу всех страниц, потом размашисто расписался на последних листах в трех экземплярах.

Процедура подписания заняла не больше пяти минут, после чего принесли бутылки шампанского, бокалы. Появился отсутствовавший последние три часа Блейд. Взял один экземпляр и произнес первый тост, потом говорил специально пришедший на церемонию подписания президент банка Рацер, и завершал речи Сапожников. Все было стандартно: сказали, чокнулись, выпили и побежали по своим делам.

У Сапожникова было достаточно времени, чтобы заехать в гостиницу и переодеться. Он не мог себе позволить идти на встречу с любимой женщиной, да еще и на знакомство с ее родителями в мятом костюме и несвежей рубашке. Откровенно говоря, он вообще не знал, как нужно себя вести с отцом и матерью Софи. Очень уж давно в последний раз он знакомился с родителями любимой девушки и забыл, что нужно при этом делать.

В ресторан Михаил Петрович вошел ровно в девять. Он бывал и раньше в этом удивительном заведении, откуда вид на Манхэттен запоминался каждому, побывавшему здесь, на всю жизнь. Сидящему за столиком посетителю казалось, что он парит между небоскребами, как киношный Спайдермен. И если к этому ощущению добавлялась еще и пара бокалов хорошего дорогого вина, а другого здесь просто не было, то летать хотелось без всякого кино.

– Меня ждет Софи Ландвер, – сказал Сапожников метрдотелю, устремившемуся ему навстречу.

– Да, конечно! Я вас провожу.

Софи сидела к входу лицом и, заметив Сапожникова, помахала ему рукой. Михаил Петрович подошел к столику, Софи приподнялась, они поцеловались, и девушка, волнуясь и запинаясь произнесла:

– Это мой друг – Михаил! Знакомься, мои родители, мама – Речел, папа…

При этих словах Сапожников обернулся в сторону отца Софи, и у него подкосились ноги.

– Мотя?

– Миша?

Софи и ее мама с удивлением наблюдали за происходящим. Они ничего не могли понять.

Мужчины молча пожали друг другу руки и, так же не произнеся ни слова, сели на свои места. В воздухе запахло грозой.

– Папа, Михаил, объясните мне, что здесь происходит? – не выдержав, срывающимся голосом спросила Софи.

Михаил Петрович продолжал молчать, и тогда, понимая, что необходимо прокомментировать возникшую ситуацию, отец Софи произнес:

– Ничего особенного. Просто твой «друг», как ты его назвала, мой одноклассник – Миша. Извините, Михаил Сапожников. Мы не виделись больше тридцати лет. Случайно встретились вчера, и вот опять – сегодня. Повторяю, по-моему, с точки зрения диалектики развития человечества ничего особенного сейчас не произошло, – улыбнулся Липсиц.

– Как одноклассники? – с удивлением переспросила Софи, пропустив мимо ушей шутку отца.

– Так, одноклассники. Мы учились в одном классе московской школы, – по-прежнему улыбаясь, ответил Липсиц.

– Ну и что в этом такого, что вы одноклассники? – взяв себя в руки, совсем другим голосом спросила Софи, как будто что-то при этом объясняя сама себе и обращаясь к родителям.

Поэтому на сей раз, как и в прошлый, отвечал отец.

– Ничего, просто – удивительно! Мой школьный товарищ Миша – теперь друг моей дочери. В России говорят: «Как тесен мир!»

– Сейчас говорят немного по-другому: «Тесен не мир, а тесна прослойка», – наконец решился вступить в разговор Сапожников. Голос его при этом предательски дрожал.

Подошел метрдотель, открыл меню – толстую книжку в красивом кожаном переплете – и положил перед Михаилом Петровичем. Буквы расплывались, он плохо видел написанное и не мог сосредоточиться.

Из головы не выходила фраза Софи: «Мой папа хоть и пожилой человек…».

«А я тогда какой – молодой?» – думал Сапожников.

Софи чувствовала, что оказалась в сложной ситуации, она даже в самых бурных фантазиях не могла представить себе подобное сочетание: Михаил и отец – одноклассники. Чудеса! Что же делать дальше? Как себя вести?

Девушка с надеждой посмотрела на отца, и тот, поймав ее взгляд, пришел на помощь:

– Давайте выпьем. Тем более я вчера пообещал Мише, что мы скоро увидимся, вот я и выполнил свое обещание. Благодаря Софи. За тебя – мою единственную и безумно любимую дочь – я предлагаю выпить!

Глава 10

Герман Минковский умер во вторник 12 января 1909 года. Трагедия произошла на следующий день после того, как его навещал в больнице Макс Борн. Никто из друзей профессора не мог поверить в реальность случившегося. Так быстро, всего за несколько дней абсолютно здоровый человек ушел из жизни. Вдова не могла да и не пыталась скрыть своего горя. Она не представляла, как будет жить дальше, как будет растить маленьких дочек. Как объяснит души не чаявшим в отце красавицам, что он больше никогда не посадит их к себе на колени, не погладит левой рукой по жестким кучерявым волосам, не выпуская при этом ручку из правой руки и продолжая писать замысловатые формулы в своих тетрадях.