Падальщики. Книга 3. Испытание выживанием - [12]

– Если я тебя разбудила, извини. Я была уверена, что ты спишь, как пьяный Полифем14, – сказала я.

Тут раздался громкий мощный храп откуда-то из-под потолка. Я озадаченно взглянула на Кейна.

– Это Арси, – ответил он.

– Твою мать.

– Их компьютерная лаборатория прямо над нами.

Арси и Йонас вели круглосуточное наблюдение за периметром Бадгастайна, а также ловили сигналы с Желявы и других мест обитания последних остатков людей, как например бункер Валентин в Германии и подводная база Порто-Палермо. Гулкий храп Арси, который сотрясал бетонные стены, самоуверенно заявлял о том, что наше убежище под стопроцентной защитой.

– Мне все кажется, что я могу помочь тебе чем-то. Что у меня вдруг родится гениальная мысль, до которой ты не додумался, – произнесла я.

Робокоп усмехнулся.

«Лучше расскажи ему, что представляешь, как он заплетает тебе косу и вы красите друг другу ногти», – произнес робот-полицейский, махая перед моими глазами кисточкой от лака для ногтей. Черт, я даже учуяла ее химический запах.

– Твою мать, Робокоп, свали уже из моих больных фантазий!

Я лишь спустя минуту поняла, что произнесла это вслух.

– Ты что, бредишь? – обеспокоенно спросил Кейн.

– Кажется, да. Меня стали донимать сумасшедшие галлюцинации, – выдохнула я.

«Эй! Я не какая-нибудь галлюцинация! Я личность!»

– Это нормально. Мозг человека по-разному реагирует на заражение, но почти всегда больной начинал бредить, – отвечает Кейн со свойственным ему реализмом.

– Да, но я уже второй час не могу сосредоточиться и читаю одну и ту же страницу из-за этого долбанного Робокопа в пластиковом стаканчике на радуге.

Кейн смерил меня озадаченным взглядом.

– Скажи, ты ведь его не видишь?

Кейн оглянулся и неуверенно замотал головой.

– Вот видишь? Ты галлюцинация! – сказала я роботу-полицейском.

На что он надрывно зарыдал.

«Ты бессердечная сука!»

Я замотала головой и махнула рукой.

– Смотри, – Кейн перехватил мышку из моей руки и быстро вывел из недр гигабайтов различные схемы ДНК. – Для создания антивирусного препарата мне необходимы три комбинации генов: те, что отвечают за прекращение выработки эритроцитов; те, что отвечают за изменение метаболизма; и те, что отвечают за подмену сознания. И если первые два компонента мы создали еще сорок лет назад, то третий компонент, отключающий человеческое сознание, представляет для нас настоящую проблему. Без полноценной сыворотки вирусный гомеостаз быстро деактивирует весь ее потенциал и возвращает все биологические процессы, протекающие в человеческом теле, в устойчивую зараженную норму.

Перед нами возникли уже знакомые цепочки ДНК, на которых подсвечивались разными цветами первые два вида комбинаций генов, измененных вирусом в человеческой ДНК.

– Почему полное отключение сознания является для вируса жизненно необходимым фактором? – спросила я.

– Вирус создал потребность в крови у человека, остановив выработку эритроцитов, но этого было недостаточно для его репликации, потому что вирус все равно был заперт в теле одной зараженной особи, ведь ему делали искусственное переливание. Тогда вирус решил отключить человеческое сознание, чтобы зараженного можно было контролировать. Лишь будучи одурманенным человек сможет напасть на себе подобного, тем самым передавая вирионы от особи к особи и продолжая жизненный цикл вируса.

– И как он это сделал? Как отключил сознание? – спросила я.

Мы смотрели на третью комбинацию генов, которая скрывала в себе сложнейшую загадку: как чужеродный организм смог стереть сознание человека?

– Для начала тебе нужно понять, что такое Я, – начал Кейн. – Что тебя определяет? Что тебя отличает от других?

Я ответила, не думая:

– Память.

– Верно, память – это твоя идентичность. Благодаря памяти, ты знаешь, кто ты такая, кем работаешь, кто твои друзья, что планируешь делать на выходных, что любишь, что ненавидишь. Вирус понял, что надо стереть память.

– И как это сделать?

Кейн демонстрировал разные изображения МРТ головного мозга, а я все нюхала его шею, надеясь, что он не замечает.

– Мозг – сложная конструкция, состоящая из иерархических групп сверхсложных гиперструктур нейронов, – Кейн продолжал объяснять. – Память прописывается сразу в нескольких нейронных сетях во всех частях мозга. То есть воспоминание – это возбуждение определенного набора нейронов, объединенных в одну сеть, но в разных частях мозга. Воспоминание о вкусном ужине затрагивает разные отделы мозга, например, корковый центр обоняний, затылочную долю со зрительным отделом и височную долю со слуховым. Отключить целые отделы мозга вирус не может, потому что зараженный не сможет без них охотиться. А значит стереть память он не в силах. Но он может контролировать способность человеческого мозга пользоваться памятью.

– Отключая нейроны, – следовала я за Кейном.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Я чувствовала себя не в своей тарелке, когда он смотрел на меня вот с таким вот довольным лицом, словно я-собака ему кость динозавра принесла. Я ударю его, если он почешет меня за ушком.

А может, не ударю, а попрошу еще.

Робокоп крутился на табурете возле дальнего стола и подначивал: «Оседлай его, сестра!».