Падаль - [11]

И это было, быть может, невероятно - откуда взялась эта собака. Возможно, это была их домашняя собака, забытая, потерянная где-то в огромном потоке отступающих... и вот именно теперь, каким-то чудесным провидением, словно волшебный мираж неслась она к ним через поле. Это был большой, ослепительно белый, пушистый, действительно похожий чем-то на облачный шар пес. Он бежал со стороны Цветаева и, судя по свисающему языку, устал от долгого бега. Но как только окрикнула его девочка завилял он быстро хвостом и даже взвизгнул от радости и рванулся к ней уже со всех сил, словно росчерк молнии.

Офицер взглянул на этого стремительно приближающегося громадного пса, выругался и выстрелил... Мгновенно белый облачный шар окровавился, заскулил жалобно, но все еще продолжал бежать навстречу своей любимой маленькой хозяйке. Он был уже совсем близко, когда офицер выстрелил и во второй раз.

- Нет, что вы делаете! Вы... - светлые глазки девочки налились ужасом, когда весь залитый кровью пес завертелся, жалобно скуля, на земле в нескольких шагах от офицера. Девочка вырвалась от матери и бросилась, заливаясь слезами, к умирающему псу. Фашист тем временем нацелил свою железную закорючку на голову пса, намериваясь докончить его этим третьим выстрелом. Он делал это картинно, не спеша: встал в красивую позу, выпятил грудь - он знал, что солдаты смотрят на него и ему хотелось бы услышать восторженные возгласы за этот выстрел...

А девочка уже была рядом с псом, встала перед ним на колени и плача обняла за окровавленную, судорожно вздрагивающую голову.

- Миленький, что они с тобой сделали? Как могли...

Она осторожно провела ладошкой по его лбу и заплакала еще горше, а пес из последних сил вывернул голову и лизнул ее в щеку. А она с непониманием вскинула взгляд своих серебрящихся глаз на нависшего над ним фашиста. И она смотрела ему в глаза, пыталась понять - как же это он мог сделать такое? Как такое возможно вообще на белом свете?

А этот офицер видел перед собой досадную помеху, какую-то низшую примитивную субстанцию, издающую непонятные, раздражающие его звуки. И эта, годная только для расстрела субстанция, каким-то образом помешала ему произвести картинный выстрел! Ему даже послышалась насмешка, со стороны солдат... Он нервно передернулся, схватил ее за волосы, резко развернул и приставив ей револьвер к затылку выстрелил, затем отбросил в сторону и уже без помех картинно выстрелил в голову пса...

Иван видел все это: видел как лопнули с оглушительным треском кости ее черепа и светлые глаза разом исчезли, канули в кровавом море.

Весь залитый кровью мир вокруг Ивана стал проворачиваться. Все предметы, люди, даже свет и тени стали разъезжаться в стороны, закручиваться в стонущие спирали, и над всем этим нарастая и затихая шипел пьяный марш. Мир рушился перед глазами Ивана... Что это падает с неба? Солнечные лучи? Нет! Это гвозди вбиваются в плоть земли и она кричит и стонет жалобно и трещат ее кости и взметаются вверх кровавые фонтаны. А он грыз зубами эту землю, вцеплялся в нее дрожащими пальцами и, обламывая кровоточащие ногти, делал еще один рывок вперед к этому офицеру, жаждя вцепиться в него зубами и разодрать его в клочья и всех, всех их разодрать.

Но вот неожиданно открылся перед ним тот свежевырытый ров, открылся сразу во всю глубину будто он взлетел в воздух и оттуда смотрел вниз. Там, на дне рва лежали залитые кровью, синеющие уже тела. Видно, их заставили копать себе могилу - не стали бы фашисты утруждать себя такой грязной работой. Теперь почти все они были мертвы - кто-то еще правда слабо шевелился... Плоть уже начала разлагаться и, привлеченные запахом, жирные откормленные мухи дребезжали в воздухе. Ивану никогда не доводилось видеть таких мух: они отливали цветом мертвечины и лоснились от жира, их было великое множество и откуда-то подлетали все новые и новые. И тогда он понял, что это особые мухи, которые следовали за войском и питались оставляемой за ним мертвечиной.

- Мама! Мама! - неслось со всех сторон: и с неба, и из под земли... Их расстреливали. Звенел в воздухе свинец и падали, вздрагивая еще, тела женщин и детей.

Но вот у фашистов кончились патроны. Были у них и запасные рожки для автоматов, но они лежали около трех берез и им лениво было туда идти, тем более они вошли в раж, и ими двигал почти спортивный интерес: кто больше сможет перебить этих "низших человекоподобных особей". Нашлась работа для их прикладов, ими они старались бить по шеям - так дробились шейные позвонки и ликвидируемые объекты быстро затихали. Один из солдат, громко считал убитых им, остальные сосредоточенно работали - они действительно старались, и потому, несмотря на то, что одеты были в одни трусы, взмокли все.

Иван глухо урча, и все еще выплескивая изо рта кровяную кашу, достиг наконец офицера. Он хотел ему вырвать горло, но не смог подняться с земли и сжал зубы ему на икре, словно разъяренные пес.

Офицер вскрикнул и, сыпля ругательствами, методично принялся бить Ивана рукояткой пистолета по темени. Иван, все урча, еще сильнее сжал свои зубы и продолжал с яростью вгрызаться в его плоть. А потом в его голове вспыхнула ослепительная, пронзающая молния, объяла его миллиардами жгучих, прожигающих до костей нитей и погрузила в черноту.