Пациент скорее жив - [14]

Сев на неказистый с виду, но удобный икеевский диван, я разложила перед собой фотографии и включила телевизор.

* * *

Я много плохого слышала о Светлогорской больнице, но даже несмотря на это, увиденное меня потрясло. Здание оказалось старым и давно нуждающимся в капитальном ремонте. Стены все в потеках, плитка с фасада осыпалась, а о существовании стеклопакетов здесь наверняка даже не слышали. Деревянные рамы окон, не менявшиеся и не утеплявшиеся, наверное, со дня сдачи здания в эксплуатацию – в незапамятные времена! – производили жуткое впечатление. Казалось, стоит подуть мало-мальски сильному ветру, и они выпадут целиком и рухнут во двор прямо на голову незадачливым прохожим.

Внутри все выглядело даже хуже, чем снаружи. Холодный бетонный пол мгновенно заставил мои ступни замерзнуть, несмотря на неожиданно наступившую июльскую жару. Обшарпанные стены и высоченные потолки угнетали. Господи, как же здесь люди-то работают? Наверное, мне здорово повезло с больницей, раз я даже не подозревала о том, в сколь плачевном состоянии находятся некоторые городские учреждения здравоохранения! Конечно, мою больницу нельзя даже сравнивать с прекрасным, высокотехнологичным центром реконструкционной хирургии Лицкявичуса, но по сравнению с этим убожеством она казалась шедевром архитектурной и медицинской мысли.

Охранник сидел не в будке, а прямо на деревянной лавке у входа, и выглядел он так же, как и все здание, – потрепанным и помятым. Тем не менее мужчина довольно вежливо объяснил мне, как пройти в неврологию. Она располагалась на третьем этаже. Не знаю, что именно я ожидала увидеть, однако испытала некоторое облегчение: отделение, где мне предстояло работать, не повергло в шок. Да, здесь тоже все было старым и довольно ветхим, но, похоже, персонал старался хоть как-то залатать дыры и придать старости благородный вид. На полу лежал потертый ковер, прикрывавший голый бетон, а дерматиновые кресла, похоже, недавно обновлялись: на подлокотниках были аккуратно наклеены заплатки. Кроме того, вдоль стен стояли подставки с цветами, и их присутствие несколько оживляло унылую атмосферу.

– Эй, вы куда? – раздался грозный окрик у меня за спиной. По голосу даже невозможно было понять, принадлежит он мужчине или женщине.

Обернувшись, я увидела полную тетку лет шестидесяти с одутловатым лицом, в кошмарных тапочках. Насколько помню, такие перестали выпускать еще в те времена, когда я ходила в школу: они сидели на ноге, словно колодки, оставляя на линолеуме ужасающие черные полосы. У ног тетки стояло ведро с водой, а в руках она держала швабру с намотанной на нее грязной тряпкой, которая, по всей вероятности, когда-то была семейными трусами.

– Я к заведующей, – отозвалась я, притормозив.

– Новенькая сестра, что ли? – сдвинув брови, уточнила женщина.

Я кивнула.

– Так тебе к старшей сестре надо, а не к заведующей. На кой ты той сдалась-то?

– А как к ней пройти? – задала я вопрос.

– Прямо и направо. Дверь открыта – сама увидишь.

И тетка вновь склонилась над ведром. За поворотом и в самом деле обнаружилась распахнутая во всю ширину дверь, но еще не дойдя до нее, я услышала крики.

– Распустились! – вопил высокий, хорошо поставленный женский голос. – Работать ни черта не умеют, а все туда же – права качать лезут!

Прямо мне под ноги из кабинета старшей медсестры, как испуганная птица из стога с сеном, выпорхнула молоденькая девушка. Ее волосы были растрепаны, а глаза расширены и полны слез.

Господи, куда я попала?!

Осторожно постучав в открытую створку, я услышала:

– Кто там еще?

И вошла, приняв вопрос за приглашение. За столом сидела худая – ну, просто очень худая – женщина с изможденным лицом, хранившим, однако, следы былой красоты. Поздоровавшись, я представилась.

– А-а, новенькая? – протянула старшая медсестра, оглядев меня с головы до ног. – Ну проходи, проходи. Садись.

Положение медсестры мгновенно принижает тебя в глазах медицинского персонала любого уровня. К тебе никто не обращается на «вы», а сразу «тыкает», независимо от возраста. Что ж, придется привыкать! Шилов любит говаривать, что в буддийских монастырях унижение – первый шаг к просветлению: если ты прошел через унижение и пренебрежение, научившись стойко сносить их, то, следовательно, готов к перерождению. Посмотрим…

– Слава Богу, прислали хоть одну нормальную, а не финтифлюшку какую, – одобрительно продолжала старшая медсестра. – Ну а теперь колись, что привело тебя к нам?

– В смысле? – переспросила я.

– Да ладно, не ломайся! В нашу больничку просто так не приходят – видать, в другие не взяли. Молодежь-то понятно: они с полгодика тут посидят, знакомства нужные заведут и сваливают, подыскав местечко получше. Но ты – не из их числа. Так что же привело взрослую женщину в наше заведение, куда нормальные люди не забредают?

Я лихорадочно обдумывала ответ. Лицкявичус сказал, что меня могут проверить, но старшая медсестра, похоже, была не в курсе моего послужного списка. Вернее, послужного списка Анны Евстафьевой.

– Видите ли… – пробормотала я, – мне пришлось… переехать. Совсем недавно.

– Да? – подняла тонко выщипанные брови моя собеседница. – Чего так?