Пациент доктора Паарелбакка - [21]

Ладно, давайте поиграем в прятки».

Комиссар со странной, но типичной старошвейцарской фамилией Готфрид Ауфдермауэр снова пододвинул мне пачку сигарет «Муратти Амбассадор» и сказал:

— Заболтались мы что-то с вами…

— Пустяки! Мне это нисколько не мешает, господин комиссар, — возразил я, улыбаясь. — Напротив, я люблю побеседовать, а мне тут не с кем, я совсем один: Вот у вас я действительно отнимаю время.

— Один?! Так, значит, вы не общаетесь со своими соотечественниками?

Будто б он этого не знал. С той самой минуты, как три недели назад я вышел из здания здешней полиции, куда сдал свой чехословацкий служебный паспорт, украшенный визами и пограничными контрольными штемпелями чуть ли не всех европейских государств, я постоянно ощущал на себе недреманное око. Ощущал, хотя и не подавал виду. Вел себя так, как и пристало себя вести новоиспеченному эмигранту.

Осматривал город. Кормил хлебом белых лебедей и черных лысух на Фирвальдштетском озере. Исходил вдоль и поперек универмаги «Мигрос», «Элмоли» и «Нордман», так ничего и не купив там. Обедал и ужинал в отеле «Бэ-рен», где жил. Время от времени заходил выпить кружку пива или четвертинку дешевого испанского вина в ка-кое-нибудь из бесчисленных третьеразрядных питейных заведений. Снял со своего счета две сотни франков и поднялся по канатной-дороге на двухтысячеметровую гору Пилатус. Полюбовался видом среднешвейцарских Альп, под которыми лежит «Озеро четырех лесных кантонов», похожее на гигантскую зеленую амебу, примостившуюся у подножия альпийских лугов и буковых рощ.

Спать ложился рано, вставал поздно.

Я ждал.

— Пока не представлялось случая ни с кем познакомиться, — ответил я. — Да и не знаю, как они меня примут. Ведь они, так сказать, старожилы. Наполовину швейцарцы…

Комиссар сморщил нос, будто почувствовал неприятный запах. Судя по фамилии, он был родом из кантона Люцерн, а значит, что ни на есть швейцарцем из швейцарцев, и поэтому не любил пришельцев. Слишком шумливых, расточительных и беспорядочных.

— Придет время — познакомитесь, — заметил он.

— Не сомневаюсь. Хотя, честно говоря, меня больше удовлетворили бы знакомства в среде разнонациональной.

К прошлому возврата нет… У меня нет желания встречаться с кем бы то ни было лишь потому, что он родился в той же стране или даже в том же городе, что и я.

В эту минуту я еще не мог определить, сколько пройдет времени до того, как мне удастся наконец приступить непосредственно к своей основной миссии. И я дорабатывал пока свою легенду. В мои планы совсем не входило внедряться в среду чешских эмигрантов.

— Разумно, — согласился со мной Готфрид Ауфдермауэр, — в этом есть свои преимущества. Но вы говорили, что хотели бы заняться торговлей. А как у вас с языками?

И, не дожидаясь моего ответа, раскрыл папку с наклейкой: «ЯРОСЛАВ БЛАЖЕК». Полистал ее и, кивнув головой, удовлетворенно прочел:

— «Немецким владеет отлично», это я слышу и собственными ушами, — добавил он от себя. — «Английским — разговаривает и пишет, французским — тоже». Ну… Ну… Хорошо. Русским… Тоже может пригодиться… — Он слегка наклонился вперед и оперся руками о ¹ стол. — По-английски вы говорите так же, как по-немецки?

— Я бы сказал — даже несколько лучше. Просто у меня было больше практики. Я об этом писал в своей биографии. А вот французский мне придется несколько освежить в памяти.

— А итальянский?

— Заказать себе обед я в состоянии. А вот с большим не справлюсь.

Он улыбнулся.

Да, пожалуй, впервые это была действительно улыбка или почти улыбка, а не та искусственная гримаса вежливости, что предписывается служебным этикетом. Невзначай я затронул верную струну, и в человеке по фамилии «На стене» взыграла традиционная швейцарская неприязнь и пренебрежение к итальянцам.

Готфрид Ауфдермауэр махнул рукой и заявил:

— Ну, необходимое вы доучите и наверстаете…

Потом, пожав плечами, он добавил, что с итальянцами у них всегда были и будут нелады. И уставился на меня.

Я сидел, положив руки на колени, и старался выглядеть так, как мне и пристало: то есть как человек, у которого решается судьба. Но все же и не слишком приниженно, ибо знал себе цену и хотел это подчеркнуть. Да, в этот момент решалось многое. Если мне помогут устроиться на работу за банковской перегородкой или в конторе какой-нибудь страховой компании, мне придется принять эту должность. И с благодарностью. Хотя ныне, конечно, не 1968 год, когда в Швейцарии на рынке труда предложение намного превышало спрос, а год 1978-й. Правда, и сейчас тут ощущается нехватка рабочих мест. Однако… Опять это почти фатальное — однако. Такая работа прикует меня к канцелярскому стулу почти на девять часов в день. Тут ведь действительно не то, что у нас, за весь день отлучишься лишь на пару минут выпить пива или что-нибудь купить… А мне необходима возможность свободного передвижения. Ну, хотя бы, скажем, должность разъездного агента по продаже нижнего белья… Мне, собственно, все равно, чем заниматься. Главное — постепенно добраться до Голландии и притом так, чтоб моя поездка туда имела вполне достаточное обоснование и целиком укладывалась в рамки моей легенды.