P.O.W. Люди войны - [15]

«Вы хотите знать, сколько наших бойцов погибло в результате ударов с воздуха? – переспросил он меня. – Возможно, вы не поверите мне, но я скажу вам. Ни одного. Семеро были ранены. Один потерял руку. Все боевики – это мои бывшие ученики. Когда мы начали собирать ополчение, их было не больше дюжины. Но вскоре отряд вырос до четырехсот человек».

Я хотел докопаться до правды, а кто же были те пилоты, которые пилотировали вертолеты над Тетово. Согласно официальной версии, пилоты, граждане Македонии, прошли подготовку на одной из баз в США. Но если это так, логичнее было бы купить вертолеты у американцев. Один из украинских дипломатов, на условиях анонимности, сообщил, что за штурвалами украинских машин были безработные сербские пилоты, которым Македония в срочном порядке предоставила гражданство и запредельные зарплаты.

Македония преследовала меня. Несколько месяцев спустя после встречи с Илири и Месуси я оказался в Сьерра-Леоне. Если вы не знаете, где это, представьте себе Атлантический океан, белый песок под пальмами и очень много искалеченных свежей войной чернокожих людей. В общем, это Западная Африка. Небо здесь принадлежит тем, кто говорит на русском. Пожалуй, только выходцы из бывшего СССР могут хорошо себя чувствовать в небе над Африкой.

Я провел с ними много времени в воздухе и, пожалуй, не меньше на земле, включая и долгие военные застолья. Во время одного из таких застолий крепкий мужик рядом произнес словно между делом: «Югославы летают не хуже нас. Сербы, например, или вот македонцы».

Через минуту мы были уже знакомы. Полковник Игорь Шендрыгин. За его спиной сложнейшая операция по локализации Чернобыльской аварии, война в Афганистане, операция в Косово. Ну и, конечно, Западная Африка. Тут же, за столом, я выяснил, что полковник был в командировке в Македонии. Ого. Шесть месяцев, как раз в то самое время, когда там оказался и я. Март две тысячи первого. И у меня появилась смутная надежда на то, что Шендрыгин расскажет мне правду о том, кто атаковал албанские позиции.

«Так это вы обстреляли Гайре?» – как бы невзначай спросил я летчика.

«Ну, тогда об этом было очень много слухов, – уклончиво ответил мой внезапный собеседник. – До нас даже доходило, что албанцы собираются повесить нас на лопастях наших собственных вертолетов».

Я вспомнил еще раз эти машины и нашел в архивах моих воспоминаний еще один файл под названием Ми-17. Это было в девяносто девятом. Для миссии в Косово нужно было предоставить вертолеты. Украина отправила несколько своих Ми-17. Аэродром в Скопье был удобной точкой подскока – для дозаправки и отдыха экипажей. Машины приземлялись под проливным дождем. По странной причуде сложившихся обстоятельств я был там, под Скопье, на бывшем танковом полигоне, ранней осенью девяносто девятого. Машины так уверенно сели на грунтовой площадке, и летчики бросились пожимать нам, журналистам, руки.

А потом, два года спустя, мы снова увидели эти машины. И снова в македонском Скопье. Поистине как дивно складываются обстоятельства. На этот раз машины выглядели более грозно. По бокам подвески с ракетами. Из окон угрожающе выглядывают пулеметы. За ними угадываются силуэты пулеметчиков в масках. Македонский офицер, представлявший публике вертолеты, сказал, что эти парни опасаются мести со стороны албанцев, потому и сохраняют анонимность. Он так и не сказал, что за люди входят в экипажи этих вертолетов.

«Спецназ? Наемники? Военспецы?»

«Просто хорошие люди и патриоты», – и этим мы должны были удовлетвориться.

Вслед за его словами на горизонте появились еще два вертолета. Более мощные. Я разглядел, что это были Ми-24 с македонской символикой.

«А эти тоже из Украины?» – спросил я офицера-распорядителя. Тот в ответ сдержанно кивнул.

И тут на военной площадке аэропорта появился премьер-министр Македонии собственной персоной, самый молодой премьер в истории Европы. Кажется, парня звали Любчо, а фамилия молодого человека была Георгиевски. Он тут же, улыбаясь, отыгрывая политический оптимизм на объективы камер, энергично подошел к вертолетам. Парни в масках, казалось, чуть привстали из-за своих пулеметов, как музыканты над пюпитрами при появлении дирижера. Но нас, честно говоря, мало интересовал премьер, пусть молодой и подающий надежды. Я не знал тогда Шендрыгина. Но был уверен, что всего в нескольких метрах от нас, за бетонной стеной ангара, украинцы готовят вертолеты к боевым вылетам.

Был ли Шендрыгин среди тех, кто выпускал ракеты по албанским позициям? Или только готовил машины на аэродроме?

За гостеприимным столом в Сьерра-Леоне я рассказал полковнику о моем албанском проводнике, так мечтавшем подержаться за украинскую шею.

«А что, если бы вы во время службы в Македонии встретили такого любителя украинцев?» – спросил я Шендрыгина.

«Я думаю, что нормальный человек не может быть настолько агрессивным», – он технично уходил от прямого ответа.

«Но я имею в виду боевика, а не нормального человека», – настаивал я.

«Боевики, говорите? – Шендрыгин заговорил с некоторым напряжением. – Когда я был помоложе, я имел дело с боевиками. В Афганистане. Думаю, я смогу постоять за себя».