Озорные стихи - [29]

Она лежала без сознанья,

Покрылся бледностию лик, —

Вдруг душу леденящий крик

Закончил все ее страданья…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

И понял Демон пресыщенный

Своей затеи весь исход,

Лишь взор его, опять надменный,

Упал на труп Тамары бренный,

Любви его несчастный плод.

И он неспешными шагами,

Болтая мокрыми мудами,

Из мрачной кельи вышел вон,

Где воцарился мертвый сон…

В то время сторож, спутник лунный

И неизменный друг ночной,

Свершал свой путь с доской чугунной

За монастырскою стеной.

Уж много лет старик сердитый

Обитель девичью хранил,

Уж: много верст тропой избитой

Он взад-вперед исколесил.

Но он до сей поры ни разу

Ночных гостей не провожал

И, видя Демона проказу,

С душевной злобою сказал:

— Теперь попробуй попытаться

Еще хоть раз один придти, —

Успел от рук моих убраться —

Постой же, мать твою ети! —

И он с собачьим озлобленьем

Быстрее путь свой продолжал

И, словно ради развлеченья,

Ебками гостя провожал..

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Заутро сестры оросили

Тамару мертвую слезой

И в тот же день похоронили

Под сенью липы вековой.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Души враждебные стремленья

Проснулись в Демоне опять,

И он, не зная назначенья,

Как застаревшаяся блядь,

Торговлю кончивши, без крова

Живет подачкою одной.

Пустился в край далекий снова,

Навек прощался с пиздой.

Ему лишь триппер подарила

На память чудная пизда

И хую толстому отбила

Охоту еться навсегда!

ЭПИЛОГ

Над Кайшаурскою долиной,

Ручей где горный вниз струился

Среди развалины старинной

Поручик Лермонтов мочился.

Под мышкой рукопись торчала,

Рука уж хуй держать устала,

И красно-желтая моча,

Смешавшись с водами ручья,

В долину чудную бежала…

Он кончил… Гульфик застегнувши

И капли с пальцев отряхнувши,

Поэт великий на скале

Уселся с грустью на челе.

Свою поэму развернувши,

Ее он снова прочитал

И, так вздохнувши, рассуждал:

— Все дамы, «Демона» читая,

До сумасшествия дойдут,

От сладострастья изнывая,

Аршинный хуй искать начнут.

Мужья, Тамарою прельстившись,

Не станут жен своих стеснять,

За цепкой в поиски пустившись,

Начнут всех девок ковырять.

Все гимназистки, институтки,

Лишь только «Демона» прочтут,

Во все свободные минутки

Свечой дрочить тотчас начнут.

Все классы общества захватит

Ебливой похоти порыв,

И «Демон» души всех охватит,

Как злой общественный нарыв.

Когда же общество созреет,

Когда народ наш поумнеет

И критик фокус мой поймет,

Пустым поэтом назовет,

То много лет уже пройдет, —

На свете целок уж не будет,

Хуи не будут уж стоять,

Лизать их бляди только будут,

Никто не станет вспоминать

Про дочь невинную Гудала.

Мне не нужна уж будет слава:

В земле уж буду я лежать,

Не захочу уж ни писать,

Ни есть, ни пить, ни петь, ни еть —

Я буду лишь вонять и тлеть.

А если правнук усумнится

В спокойствии души моей —

Напрасно! Мертвым ведь не снится

Ни грусть, ни радость прежних дней;

Скала Машуки иль Казбека

Мой прах уж будет сторожить,

И глупый ропот человека

Не сможет мир мой возмутить.

ТРИ ДЕВЫ, ИЛИ ПРОКАЗЫ ЭРОТА

Поэма

Пародия на стихи Лермонтова

ПРОЛОГ

1

В одной из провинций Российской земли

Три гордые девы весной расцвели.

Отец их, чиновник сухой и холодный,

Служил, собирая металл благородный,

Хранимый друзьями и силой чинов

От разных, и тайных и явных, грехов.

2

И многие годы неслышно прошли..

Но, нет!, женихи из столиц не пришли!

Ни Кате, ни Оле, ни даже пред Таней

Гусары не делали пылких признаний;

И стали сушить уж и горе и гнев

Моих благородных разборчивых дев.

3

И грации стали на Бога роптать:

«Иль старыми девами нам умирать?

В глуши и без мужа росли и цвели мы,

Влюбляясь и жгучим желаньем палимы,

Мужчины не радуя пламенный взор!.

Неправ твой, о небо, святой приговор!»

4

И только что лепет упреков замолк,

Представьте! Господь шлет гусарский им полк!

Веселого марша мотив незнакомый

Торжественно грянул у самого дома,

И шли, извиваясь блестящей змеей,

Гусар за гусаром, за строями строй!..

5

Мотались и вились различных цветов

Угольники милых гусарских значков;

Бряцание сабель, уздечек и шпор,

Гусарских очей побеждающий взор,

И, тучное тело к луке наклоня,

Ротмистр горячил вороного коня!..

6

И конь на дыбы поднимался порой,

Бесился, как муж, уязвленный женой;

Нарядной одежды красивые складки

По плечам гусара вились в беспорядке,

И, лихо кружася, он полк обгонял

И мимо себя эскадрон пропускал.

7

Вот к дому подъехал седой генерал,

Хозяин его на крыльце повстречал.

Весь дом оживился, сияет огнями,

И, чинно за брашными сидя столами,

Стараются девы гостей покормить,

А гости—отлично поесть и попить.

8

У Катеньки щечки горят словно жар:

Нескромные речи ей шепчет гусар;

От страсти сгорает вся Оленька-крошка:

Сосед пожимает ей чудную ножку;

А Таню щекочет усатый ротмистр:

В сраженьях и с женщиной смел он и быстр.

9

Какие признанья и клятвы в любви

Услышали девы любимы мои!

И как устоят и не дрогнут сердечки,

Как многие годы затратить у печки?

И как тут удержишь безумную страсть,

Эрота почувствовав нежную власть?!

10

И вот под застольный пустой разговор

Ловился ответа застенчивый взор,

Горячая ручка давала пожатья,

Пурпурные губки шептали заклятья,

А томные вздохи и молнии глаз

Сулили восторга безумного час!

11

Богатым десертом окончен обед,

И пьяны все гости от вин и побед;

И поданы им по привычке старинной

Сигары и кофе турецкий в гостиной;

Хозяин же старый пошел в кабинет,