Озорные стихи - [27]

Волшебный голос над собой:

«Не плачь, дитя! Не плачь напрасно!

Твоя слеза на труп безгласный

Живой росой не упадет!

Не встанет твой жених несчастный

И уж тебя не возъебет!

Мой хуй достойною наградой

За это будет для тебя, —

И упоительной отрадой

Пизда наполнится твоя!

Ведь страстный взор моих очей

Не оценит тоски твоей.

Что значат слезы бедной девы,

Что значат все ее припевы

И все девические сны

Для хуя этакой длины?..

Убит жених твой молодой,

Но член имел он небольшой —

Не плачь о нем и не тужи:

Таких хуев хоть пруд пруди!

Нет, слезы смертного творенья —

Поверь мне, ангел мой земной, —

Не стоят одного мгновенья

Совокупления со мной!

Лишь только ночь своим покровом

Твою подушку осенит,

Лишь только твой отец суровый,

Во сне забывшись, захрапит,

Лишь только, сняв все покрывала

И приподнявши одеяло,

Ты томно ляжешь на кровать —

К тебе я стану прилетать;

Гостить я буду до рассвета,

Сны золотые навевать.

Своей мошонкой, в знак привета,

Я буду ласково кивать.

Проникну смело под подол

И, выпрямив свой гибкий ствол,

Прильну к губам твоей пизденки,

Расправлю нежно волосенки

И секель твой моей головкой

Тихонько буду щекотать…

И долго будешь помнить ты

Меня и сладкие мечты!»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Лишь только ночь своим покровом

Верхи Кавказа осенит

И у грузинок под подолом

Струя по ляжкам пробежит,

Тамара слышит голос нежный

Уж снова ясно над собой,

И пальчик ручки белоснежной

Резвится над ее пиздой.

Всю ночь сомнительные грезы,

Желаний непонятных рой,

Решимость жертвовать порой

Своей невинностью и слезы,

Давно чредуясь по ночам,

Как страж, Тамару окружали

И сон ее далеко гнали,

Мешая смежиться очам.

Лишь перед утром сон желанный

Глаза Тамары закрывал,

Но Демон снова возмущал

Ее мечты игрою страстной:

К ее склонится изголовью,

Красой блистая неземной,

И взор его горит любовью

Пред обнаженною пиздой

Тамары. Полный искушенья

И предвкушая наслажденье,

Хуище Демона большой

Уже торчал дубиной длинной

И, словно друг пизды старинный,

Кивал своею головой!..

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

«Отец, забудь свои желанья,

Оставь угрозы и мольбы!

Тяжелый приговор судьбы,

Мои невольные страданья

И жизни жребий роковой

Навек мне чувства отравили

И мужа навсегда лишили!

Уж я теперь ничьей женой

Вовек не буду называться,

Не буду с мужем обниматься

В постели мягкой пуховой!

Супруг мой взят сырой землею,

Другому целку не отдам;

Скажи моим ты женихам,

Что я мертва для них пиздою!

Я сохну, вяну день от дня,

Отец, душа моя страдает,

Огонь по жилам пробегает…

Отец мой, пощади меня!

Не запрещай уединиться

В обитель дочери твоей,

Чтоб там она могла забыться,

Могла бы день и ночь молиться

До гробовой доски своей.

Уж не отдамся я веселью,

Уснувших чувств не разбужу

И перед брачною постелью

Своей пизды не обнажу!»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

И в монастырь уединенный

Ее родные увезли

И власяницею смиренной

Грудь молодую облекли.

Но и в монашеской одежде,

Как под узорною парчой,

Все беззаконною мечтой

В ней сердце билось, как и прежде.

Пред алтарем, при блеске свеч,

В часы торжественного пенья

Знакомая среди моленья

Ей часто слышалася речь,

Под сводом сумрачного храма

Знакомый образ иногда

Скользил без звука и следа,

В тумане легком фимиама

Сиял он тихо, как звезда,

И звал с собою. Но куда? —

Тамара разгадать старалась,

Но лишь мучительно чесалась

Ее роскошная пизда.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Благословен роскошный край,

Где храм стоял уединенья,

Природы мудрое творенье

Земной там насадило рай:

Кругом сады дерев миндальных,

Жильцов пернатых стая в них,

Вершин сиянье снеговых

Кавказа гор пирамидальных.

Но, полно думою преступной,

Тамары сердце недоступно

Восторгам чистым. Перед ней

Весь мир одет угрюмой тенью;

И томный взор ее очей

Глядит куда-то в отдаленье

И целый день кого-то ждет —

Ей кто-то шепчет: «Он придет!»

Недаром сны ее ласкали,

Недаром он являлся ей

С глазами, полными печали,

И чудной нежностью речей!

Уж много дней она томится,

Сама не зная почему,

Святым захочет ли молиться —

А сердце молится ему.

Утомлена борьбой всегдашней.

Склонится ли на ложе сна,

Подушка жжет, ей душно, страшно.

И вся, вскочив, дрожит она…

Трепещет грудь, пылают плечи,

Нет сил дышать, туман в очах,

Объятья жадно ищут встречи,

Лобзанья тают на устах.

Неодолимое желанье

Изведать страсти чудный миг

Остановило ей дыханье:

Уж воспаленный ум постиг,

Что сладость страстного мгновенья

Неизъяснимо велика;

И ляжки жирные слегка

От черезмерного волненья

Смочились соком из пизды,

Как бы от налитой воды;

И пальчик, словно сам собою,

Расправил черный хохолок,

С присущей храбростью герою

В пизду воткнулся на вершок!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Вечерней мглы покров воздушный

Уж холмы Грузии одел;

Привычке сладостной послушный,

В обитель Демон прилетел.

---------------------------------

И входит он, любить готовый,

С душой, открытой для добра,

И мыслит он, что к жизни новой

Пришла желанная пора.

Неясный трепет ожиданья,

Страх неизвестности немой,

Как будто в первое свиданье

Спознались с гордою душой.

Тамара

О, кто ты, с исповедью страстной

Тебя послал мне ад иль рай?

Чего ты хочешь?

Демон

Ты прекрасна!

Тамара

Но кто же… кто ты? — Отвечай!

Демон

Я тот, которому внимала

Ты в полуночной тишине,

Пред кем подол ты поднимала,

Чей хуй ты видела во сне!

Я тот, кто доброе все губит,

Кого живое все клянет,

Я тот, кого никто не любит,

Я тот, который всех ебет!