Оживи покойника - [16]

Яков Иваныч виновато крякнул, и сию же минуту все члены трудового коллектива, за исключением до сих пор не пришедшего в себя Федора, не глядя друг на друга, расселись по своим местам и принялись с удвоенным усердием шелестеть бумажками. Федор быстро оделся и вышел.

"Федя!" - услышал он, выйдя на территорию предприятия, доносившийся сверху женский голос. Он поднял голову и увидел в форточке только что оставленной им комнаты на четвертом этаже сонечкино личико. "Прости нас!" - прокричала Сонечка, выглядывая из форточки, как из дупла. - "Такую нечисть только и прощать, - подумал Федор в сердцах, а вслух крикнул Софье, чтобы та отвязалась. - Поцелуй меня в зад!"

В следующий момент Федор понял, что совершил ошибку: на его глазах Сонечка превратилась в тощего птенца птеродактиля с длинным тонким клювом, утыканным острыми зубами. Птенец спрыгнул с форточной рамы и полетел в сторону Федора, широко растянув перепончатые крылья. Федор побежал. Весь ужас его положения заключался в том, что птенец планировал совсем бесшумно, и невозможно было определить, на каком расстоянии он находится сзади в данную секунду, а оглянуться Федор не решался - боялся, что мерзкий птенец клюнет его в глаз.

Обжигая легкие морозным воздухом, Федор добежал до домика проходной, ворвался в него и плотно закрыл за собой дверь. Тут он облегченно вздохнул, сняв шапку с мокрой от пота головы, и осторожно оглянулся: птенец с приоткрытым клювом бился крыльями о стеклянную дверь.

- Кыш, гадкий утенок! - махнул рукой Федор. - А то я из тебя котлету по-киевски сделаю!

Проверив, хорошо ли закрыта дверь, он направился на выход, держа наготове пропуск.

- Разрешите взглянуть, - стоявший на проходе незнакомый вохровец ("Где же дядя-Миша-"Спартак"-чемпион?!") взял у Федора пропуск и, даже не заглянув в него, медленно положил себе в карман.

- Вы что?! - удивился Федор.

- Время знаешь сколько? - спокойно спросил вохровец.

Федор посмотрел на часы над турникетом: 14:05, а рабочий день заканчивается в шесть.

- Так сегодня ведь суббота, короткий день! - нашелся он.

- Что суббота, я и сам знаю, - зевнул вохровец, - а про короткий день ничего говорено не было. Неси разрешение от начальника, тогда и выпущу.

- Я лучше здесь... постою, - Федор в отчаянии оглянулся на дверь.

- Здесь не полагается - не стоянка!

- Та он боится, шо его отот цыпленок за жопу чикнет, - жуя яблоко, из камеры хранения для крупных вещей вышел второй вохровец.

- Нехорошо! - непонятно откуда взялся третий, на голову выше первых двух. - Все работают, а мы тут боимся.

За дверным стеклом раздался противный резкий крик - Федору показалось, что "цыпленок" смеется. Он попятился к стене, почуяв, что против него затевается что-то нехорошее.

- Птычка, птычка, птычка-невеличка... е-е! - третий вохровец резко выбросил широкую ладонь, сложенную лодочкой, к мошне Федора, а когда тот инстинктивно согнулся, схватил за кисть его левую руку и больно скрутил ее за спиной. - Налетай, ребята! - весело гаркнул он, разворачивая Федора лицом к стене.

Налетевшие "ребята" живо стянули с Федора до самых ботинок брюки вместе с трусами и с хохотом и гиканьем выпихнули его за страшную дверь. Федор упал, стреноженный собственными штанами. "Кля-кля-кля", - застучал птенец зубастым клювом над его оголенным задом. Федор закричал, испугавшись боли, и... проснулся в холодной мутно-розовой жидкости.

Он зачерпнул синей дрожащей ладонью жидкость: молоко с кровью! С трудом он встал, пошатываясь, на слабые ноги и вскрикнул от режущей боли. Как оказалось, во сне он раздавил своим весом выпавшую из руки коньячную рюмку, и теперь из его ягодиц торчало несколько крупных кривых стекол, по которым, как по желобкам, стекала кровь и капала на кафельный пол. Вывернувшись перед зеркалом, он вытащил трясущейся рукой скользкие стекла - боль тотчас ушла, и кровотечение прекратилось.

"Вот и попил дорогого коньячку", - грустно подумал Федор, но уже в следующую минуту почувствовал, как по его телу разливается живительное тепло, приятно покалывающее обескровленные конечности. Он посмотрелся в зеркало: его иссиня-меловое лицо медленно приобретало розовый оттенок, а холодный нос становился из темно-сизого светло-лиловым. По телу прошла горячей волной крупная дрожь, будто кто-то заряжал его жизненной энергией. "Больной скорее жив, чем мертв", - сказал Федор своему отражению, хлюпая оттаявшим носом. Напоследок его передернуло, и все неприятные ощущения были сброшены. Повеселев, он решил проверить свою догадку: послюнявил палец и стер со щек остатки запекшейся крови - ночных царапин и след простыл, как будто они были нарисованы! "Так и есть, регенерация!!" - вспомнил Федор научное слово.

Выпив залпом из хрустального фужера сто граммов водки "Абсолют" ("С выздоровленьицем!") и закусив апельсином из вновь наполнившейся фруктами вазы, Федор собрался было одеться, но одежды своей не нашел. "Что за шутки?!" - возмущенно подумал он. Тем не менее, на кровати он обнаружил в нераспечатанных целлофановых пакетах комплект нижнего белья, футболку с надписью "Я люблю Хелл-Сити", вареные джинсы с лейблом "999" ("Что за фирма такая?!") и кожаную куртку с десятком металлических "молний". Кроме того, возле кровати стояли черные ботинки типа армейских, с высокой шнуровкой. "Будем считать, что произошел небольшой натуральный обмен, - сказал себе Федор, облачившись в новую одежду. - Как по мне сшито!" Он посмотрел в зеркало и остался доволен своим модным видом: "Центровой", да и только! В Москве за такие шмотки три зарплаты вместе с квартальной премией барыгам выложишь!"