Ожидание заката - [10]

– А в эту ночь? – не меняя тона, задал вопрос Сушко – Во сколько?

– Так я ж говорю, не было меня. Я сначала за паяльником до Семен Витальича ходил…

Сушко посмотрел на участкового.

– Было дело. Вчера. – Кивнул тот.

– Потом у Бурячихи выпи… брал… ну, в общем… это… – замялся Толик.

Сушко вопросительно глянул на Симко.

– Одна торговка местная. Самогонного масштаба, – нехотя произнес Семен Витальевич.

– И сколько же вы взяли? – Подал голос Колесниченко, отрываясь от записей.

– Ну, сколько, сколько… – Толик задумался. – Семь рублей осталось… Две конфетки за три рубля, значит сорок, а сорок на пять – восемь, или девять?

– Восемь или девять чего? – спросил водитель, который стоял в дверях и внимательно слушал.

– Как чего? – удивился Толик – Рюмок. Ну, в смысле, стаканчиков. Таких, знаете… – он показал, каких.

– Где-то граммов сто пятьдесят. Допустим, она не доливает, – подняв глаза к потолку, задумался Сушко. – Допустим, значит, около ста… Это что, ж, значит, ты выпил восемьсот грамм самогона, и заел его двумя конфетками? Не слишком ли круто, а, Зайцев?

– Да гонит он, Сергей Васильевич, сто процентов! – громким шепотом обратился к следователю Колесниченко.

– Погоди, Паша – Сушко успокаивающе поднял руку.

– Так как же, Зайцев? Учитывая ваше телосложение и гм, положение, вы от половины выпитого должны были упасть и не просыпаться еще часа, как минимум два, – начал сгущать краски следователь. – А тут – в два раза больше! Странно как-то, вам не кажется?

Толик затравленно молчал.

– А откуда, кстати, у тебя деньги? – подал голос с дивана Симко. – Пенсию получил?

– Так Константин же Михалыч дал, – вытаращив глаза, сказал Толик.

– Дал или ты сам взял? – перехватил инициативу Сушко.

– Да дал, же дал – убедительно ответил Толик. – За пенек. И, увидев вопросительный взгляд следователя, уточнил:

– Вот тот пенек, на котором его… в общем, я его сам вырубил, притащил, и шлифовал… и лаком тоже я… – и осекшись, замолчал.

– Кого вырубил? – не понял водитель.

Толик пальцем показал на подсобку.

– Вырубил? – зловеще спросил Симко с дивана. – Без разрешения, без согласования с лесничеством?

– Так он уже, засохло, то есть, дерево совсем, я его только обрубил! – завопил Толик, перед которым тут же развернулась перспектива возможных последствий.

– Тихо! – повысил голос Сушко. – Что еще за пенек?

– Пенек для выставки вот тех домиков маленьких, со спичек сделанных! – нервно ответил Толик. – Нужно было на чем-то их расставлять, вот Константин Михалыч и сказал мне… Я тут причем?

Честно говоря, Сушко не обратил внимания на спичечные домики, поэтому он повернулся к двери, намереваясь заглянуть в каморку.

Навстречу ему вышел Машук.

– Сейчас одно скажу: девяносто девять процентов, что это не несчастный случай. – Машук посмотрел следователю в глаза. – Горло перерезано. Конечно, заключение покажет, но… да вон, сам посмотри. Он отодвинулся, пропуская Сушко.

– Да, не повезло дедуле… – Сушко уставился на домики.

– Эй! – крикнул он в комнату. – А что-нибудь пропало?

Участковый и Колесниченко посмотрели на Толика. Тот развел руками.

– А сколько он тебе дал денег? За вырубку пенька? – спросил Симко Толика.

– Так пятьдесят же и дал. Еще обещал столько же, если я надпись паяльником сделаю.

– Ты что, совсем?.. Паяльник и не предназначен для такого!.. Кстати, где он? – Симко пощелкал пальцами.

– Вот. – Толик бросился к подоконнику, на котором лежал сверток. – Спасибо.

– Пожалуйста – буркнул Симко, проверяя, все ли с паяльником в порядке.

– Да я даже и не включал совсем… Не успел. – горько сказал Толик.

Тем временем Сушко осматривал каморку.

– Тебя ничего не удивляет? – спросил он Машука, собирающего дипломат.

– Что именно?

– Да что-нибудь.

– Конкретнее скажи. Меня так много всего удивляет, что я уже перестал удивляться. – Машук подошел к Сушко.

– Конкретнее. Это может быть наш алкоголик? Он говорит, что…

– Я слышал, что он говорит. – Машук посмотрел в приоткрытую дверь. – Черт его знает… Вроде дохлый, но рассказывает же, что пень тащил. А он весит, посмотри… ну за полсотню точно…

– Это ничего не доказывает. Тащить можно двадцать минут, а можно два дня. Сила тут не причем.

– Возможно. – Машук закурил.

– Я просто вот смотрю. Если исключить ограбление…

– Да кому он нужен, этот дед! Самого ценного тут и было-то… – Машук махнул рукой в сторону полок.

– Это тебе не нужен – Сушко повертел в руках домик и аккуратно поставил его на место. – А для него дедова пенсия, может, предел мечтаний.

– Не факт, что это он. – Машук стряхнул пепел на салфетку. – Мне, по крайней мере, так не кажется.

– Я так мыслю, что деда сюда притащили, и тут прирезали – Сушко задумчиво похрустел пальцами.

– Ну-ка, обоснуй – заинтересовался Машук.

– Ты-то, может, и не обратил внимания, но там – диван расстеленный. Значит, спал дедуля. Кто-то постучал, ему он открыл. Судя по всему, сам. Я смотрел, замки вроде целые.

– Но зарезали-то его здесь, – заметил Машук. – Во-первых, крови ведро, а во-вторых… – он показал сигаретой на валявшийся скальпель.

– Вот именно! – оживился Сушко. – Я тоже думаю, что скальпель жил здесь. – Он заглянул в комнату.

– Где Михеев хранил скальпель? – спросил он, обежав глазами присутствующих.